Его и самого удивляло, что он знает все то, о чем говорил. Мина же смотрела на него широко раскрытыми глазами, а в ушах ее сверкали большие серьги.
Мина, которая училась в Станиславе, даже не знала, когда был основан этот город, и, конечно, понятия не имела о том, что в 1692 году он был разорен татарами, что в нем жили великие ученые, что он затмил Тясмин как центр еврейской научной жизни в Галиции, что там жил известный еврейский поэт, который занимался переводами по заданиям самого кайзера. И хотя все это не могло иметь особого значения для девушки, Мина с восхищением слушала Гиршла и после каждого нового сообщенного им факта восклицала: «О!», что подхлестывало красноречие молодого человека.
Можно знать что-то, не отдавая себе в этом отчета. Или знать понаслышке и желать узнать более подробно. Или узнать, не вполне понимая значение узнаваемого! Можно представить себе благодарность человека, когда приходит кто-то и расставляет все на свои места, восполняя пробелы в его образовании. Предстаньте себе, например, что когда-то слышали историю о группе еврейских беженцев из Румынии, которая прибыла в Станислав еще до вашего рождения, а глава общины отказался пустить их, боясь, как бы они не стали бременем для местных евреев. Пришельцам пришлось расположиться бивуаком перед городскими воротами со своими женами и детьми и сидеть там до тех пор, пока их плач не достигнет небес. Представьте себе их бедственное положение! Возможно, вы всегда сожалели о том, что в свое время не поинтересовались их дальнейшей судьбой и в повседневной суете забыли эту историю. Или, наоборот, не в состоянии были ее забыть, и вдруг вам рассказывают все, что вы хотели знать, хотя это случилось очень давно и теперь уже ничем нельзя помочь тем бедным людям, которые либо погибли от голода и холода, либо отправились бродяжничать по дорогам, и слишком поздно требовать реституции у жестокосердного главы общины. Разве рассказ Гиршла показался бы вам менее интересным, чем исторический роман? И даже если подобный случай — а таких случаев было много в истории еврейства — не вызывал особого интереса у Мины, не задумывавшейся над судьбой этих несчастных, во всяком случае не больше, чем о других мировых проблемах, самый факт, что Гиршл рассказал об этом, заставил ее посмотреть на него с удивлением и интересом. «Как любопытно, — думала она, — а ведь я бывала в доме этого жестокого человека, в гостях у его внучек, и совсем не находила его жестоким. Однажды он даже ласково потрепал меня по голове. И разве то, что у него щеки отливают синевой и он всегда выглядит небритым, свидетельствует о его жестокости?»
Гиршл продолжал говорить, когда в комнату с веселой улыбкой вошла Цирл. Он сразу же замолчал и почувствовал раздражение. Только что он видел в Мине не барышню, которую навязывали ему родители, а просто девушку, с которой он интересно проводил время. И надо же было войти матери! Он пожал руку Мины, будто она была его единственной поддержкой в мире. Через минуту вошла служанка и сообщила, что ужин подан.
XIII
— Как, и вы здесь? — с удивлением обратился Йона Тойбер к Гиршлу.
— Похоже, что так, — откликнулся Гиршл.
Борух-Меир потер руки от удовольствия. Подобный ответ не пришел бы в голову даже приговоренному к повешению, которому задал такой же вопрос палач. Борух-Меир пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы заметить, что сравнение Гиршла с приговоренным к смерти — дурное предзнаменование.
Тойбер прикрыл глаза, как будто ему снилось что-то приятное.
Гости совершили омовение рук и сели за стол.
На столе красовались витые халы и три сорта спиртного: обычная водка, перцовка и наливка для дам. На закуску были поданы маринованные грибы. Все выпили за здоровье друг друга и преломили хлеб.
Цирл и Борух-Меир не привыкли есть грибы зимой и съели их столько, что хозяйка испугалась, как бы гости не отказались есть остальные блюда. |