— Признайся, Гиршл, — обратилась Цирл к сыну с улыбкой, — что пирог замечательный.

Гиршл покраснел: только что он хвалил себя за умение сдерживать свои низменные чувства, и вот он — такая же свинья, как и все остальные. И это еще было не самое худшее! А худшее было то, что с теми же словами, которые сейчас произнесла мать, он обратился к ней в день приезда в Шибуш Блюмы, выложившей на стол свои домашние пирожки.

…После благодарственной молитвы все перешли в гостиную, где стоял столик с сигаретами и конфетами. Это было нововведение, привезенное Миной из Станислава.

— Гедалья, — повернулась к мужу Берта, — почему ты не расскажешь, откуда эти сигареты?

Гедалья казался озадаченным.

— А что тут рассказывать?

— Давай, давай, — настаивала Берта. — Это интересная история.

Цирл ласково посмотрела на Гедалью и сказала:

— Давайте, сват, рассказывайте, откуда у вас такие сигареты.

— У нашего графа, — вздохнул Гедалья, — есть младший брат, порядочный мот, который привозит эти сигареты каждый раз, когда приезжает в Маликровик.

— Что же ты не расскажешь самое интересное, Гедалья? — подстегивала его жена.

— Он еще не закончил свою историю, — вступилась за него Цирл.

Гедалья вытер лоб и продолжал:

— А история этих сигарет такова. Изготавливаются они специально для брата нашего графа одной табачной фабрикой в Париже по особой рецептуре. И поскольку наш граф держит своего брата на коротком поводке, зная его страсть к мотовству, этот братец за неимением денег расплачивается со всеми сигаретами. Если слуга снимет с него пальто, если кучер подвезет куда-то, он вместо чаевых дает им сигареты. Вчера графский кучер остановился выпить стаканчик водки в нашем кабачке, расплатился этими сигаретами, а хозяин кабачка продал их мне.

— А тебя, Гиршл, не интересует, что курит брат графа? — спросил Борух-Меир, потирая руки. — Возьми сигарету. Мы с матерью простим тебе, что ты куришь в нашем присутствии.

Тойбер вынул сигарету из коробки, внимательно осмотрел ее и сунул в рот. Затем, еще не зажигая ее, положил руку на плечо Гиршла и увлек его в сторону от всей компании. То ли потому, что ему уже нечего было сказать Мине, то ли ему приятно было размять ноги после длительного сидения за столом, но Гиршл был рад этому.

— Культурная барышня, — высказался Тойбер с непроницаемым лицом.

Он пожал руку Гиршла и продолжал:

— А теперь, господин Гурвиц, позвольте пожелать вам доброй ночи. Здоровье мое не из лучших, мне нужно поспать.

С этими словами он зажег сигарету и удалился.

Гиршл остался в одиночестве. Его рука еще ощущала тепло руки Тойбера, и голос брачного посредника все еще звучал в его ушах.

Дедовские часы стали отбивать время. Борух-Меир подавил зевок и заметил:

— Десять часов.

— Пора домой, — сказала Цирл, вставая.

— Куда вам торопиться? — забеспокоилась Берта.

— Завтра утром надо открывать магазин, — с улыбкой объяснила Цирл.

— До утра еще далеко, — возразил Гедалья. — Где Йона?

— Тойбер уже отправился спать, — сообщила Берта. — Если бы у тебя были такие же привычки, ты бы дожил до ста лет.

— Пусть доживет до стa двадцати, и пусть каждая минута его жизни будет приятной, — пожелал хозяину дома Борух-Меир.

Борух-Меир, Цирл и Гиршл опять надели цимлиховские шубы и уселись в коляску. Собаки залаяли, замолкли и снова залаяли. Стах щелкнул кнутом, и лошади тронулись.