— Этот Гильденхорн много путешествует и, наверное, каждый день ест что-то новенькое. — Глаза Цирл приобрели задумчивое выражение: да, в мире, возможно, полным-полно замечательных вещей, но не каждому дано насладиться ими.

Борух-Меир с любовью смотрел на жену. Ее круглое розовое лицо, увенчанное копной черных вьющихся волос, казалось ему незнакомым. Каждый раз, глядя на нее, он открывал в ней что-то новое. Он перевел взгляд на Гиршла, который оставался таким же худым, как и до свадьбы.

Берта, по-видимому, прочла мысли Боруха-Меира.

— Если бы Гиршл пожил с нами в Маликровике, — сказала она, — мы бы его откормили!

Гиршл покраснел. Неужели теща вела счет съеденному им в ее доме? Он взглянул на Мину и заявил:

— А я знаю человека, который родился в Маликровике и все же весит меньше мушиной ноги.

— Автоматическая ложка пока еще не изобретена, — улыбнулся Борух-Меир. — Однако тот, кто не ленится подносить ложку ко рту, может быть уверен, что в доме твоей тещи не оголодает.

— Ваша прислуга, — сказала Цирл, не прекращая есть, — прекрасно готовит и вообще замечательная девушка. Внимательно следи за ней, Мина, потому что у некоторых людей есть привычка, уходя, что-то уносить с собой.

Мина изумилась. Всю жизнь окружающие следили за ней, а теперь за кем-то должна следить она.

В комнате появилась прислуга. Цирл благосклонно посмотрела на нее и спросила, не хочет ли она угостить их еще чем-то вкусным.

— Пришел господин Курц, — сообщила девушка.

— Ах, Боже мой! — радостно воскликнула Цирл. — Входите же, господин Тойбер, входите, пожалуйста!

— По-моему, был назван Курц, — заметила Берта.

— Я так рада, что это Тойбер, — настаивала Цирл. — Если бы это был кто-то другой, я не пустила бы его, поскольку у нас здесь чисто семейная встреча. Но Тойбер — все равно что член нашей семьи.

— Я зайду в другой раз, — решил Курц и удалился.

— Бедняга, — расстроилась Берта, — какое унижение для него!

— Ну как вы можете это говорить, дорогая? — не понимала Цирл. — Разве я не сказала, что рада его приходу?

— Но это был не Тойбер, а Курц, — напомнил ей Гиршл.

— Не говорите мне, что вы не рады были бы Тойберу, — продолжала Цирл.

— Но мы говорим о Курце! — воскликнул Гиршл.

— Ах, вы имеете в виду того молодого человека, который танцевал на свадьбе с платочком, — стала припоминать Цирл. — Что же с ним случилось?

— Неужели ты воображаешь, что я знаю, как он танцевал, с платочком или без него? — сердито спросил Гиршл.

— Мне показалось, что он превосходно танцует, — отметила Цирл. — Другого такого танцора на свадьбе не было!

Откровенно говоря, Берта тоже была рада, что Курц ушел. Когда люди собираются в тесном семейном кругу, посторонние ни к чему, особенно если дело происходит в середине октября и на улице уже холодно, а печки в доме еще не топят. Пока вся семья в сборе, холод почти не чувствуется, но посторонний напустил бы его.

Гедалья насторожился.

— Слышу наших лошадок, — сообщил он.

— Почему это Стах так торопится? — недоумевала Берта, зевая и прикрывая рот рукой.

— Ничего не слышу, — решительно заявила Цирл.

— Я тоже, — поддержал ее Борух-Меир. — Копыта не цокали, однако минутку, вот слышу ржанье! Но чья лошадь ржет? Как вы можете знать, что это ваша лошадь?

— Отец и его лошади узнают друг друга, — поведала всем Мина.