Когда она потянулась к молнии на его джинсах, Коул замер.

 – Эллисон, ты уверена?

 Она прижимала его голову к своей груди.

 – Больше, чем когда бы то ни было.

 Слов больше не было. В одно мгновение они освободились от одежды. Эллисон губами и руками изучала каждый кусочек его тела. Она была податлива как ртуть и, тонко улавливая, откликалась на все его желания.

 Когда он оказался между ее колен, она подняла на него горящие глаза. Казалось, все ее лицо светилось ожиданием. Она сомкнула над ним ноги в кольцо.

 Коул почувствовал, как она вздрогнула всем телом в ответ на его первую попытку, и он инстинктивно отпрянул, но она приподняла бедра и так крепко прижалась к нему, что назад для него пути не было…

 Коул впервые почувствовал, какое это счастье – слиться воедино с самым любимым на свете существом. Она принадлежит ему, и только ему, и душой и телом.

 Они двигались в едином порыве страсти, забыв обо всем на свете, до самого последнего мгновения, увенчавшего их восторг и сострадание, боль и нежность, обозначившего конец и в то же время начало чего-то совершенно нового.

 На несколько мгновений он вознесся на самую вершину наслаждения. И забыл о своей боли. Но лишь на несколько мгновений.

 Вернувшись в реальный мир, он снова оказался один на один со своим горем.

 Коул в изнеможении откатился в сторону, но она не отпустила его и притулилась рядом. Внезапно слезы потоком хлынули из глаз Коула. Он был не в силах сдержать их.

 Его глубокие судорожные рыдания нарушили тишину уединенного уголка. Эллисон не выпускала Коула из объятий, стремясь разделить с ним его горе единственным доступным ей способом.

 Спустились сумерки, когда Коул почувствовал, что надо взять себя в руки. Он посмотрел на Эллисон, лежащую в его объятиях, и прошептал:

 – Извини, дорогая. Извини. Я не должен был…

 Она приложила ладонь к его губам.

 – Тес. Ничего не говори. И даже не думай об этом. Нам обоим это было нужно. Именно сегодня. Все хорошо.

 – Но я же обещал, что мы подождем. А теперь…

 – Я знаю. Но ведь случилось такое… Все изменилось.

 Невыносимая боль, поселившаяся в его груди после звонка тети Летти, слегка отпустила. Он мог дышать, он мог жить дальше.

 – О, Эллисон, я так тебя люблю.

 – И я тебя тоже.

 – Ты мой самый лучший друг. Наверное, без тебя я бы не пережил всего этого.

 – Тебе и не надо ничего переживать без меня. Я всегда буду рядом. Когда ты будешь приезжать домой.

 Они помогали друг другу одеться, сопровождая каждый жест нежными прикосновениями и поцелуями.

 – Нам, наверное, надо договориться о женитьбе, пока я не уехал. У нас в колледже много семейных. Ведь ты же уедешь в свою школу в мае. Так что не стоит тянуть.

 Она улыбнулась.

 – Давай обсудим это, когда ты приедешь на Рождество. Хорошо? Сейчас не время строить планы.

 – Но я хочу, чтобы ты была со мной, Эллисон. Ты мне нужна.

 Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

 – Мы поговорим об этом на Рождество. Они оседлали мерина. Эллисон села впереди. И поехали домой. Как будто ничего не изменилось, но Коул знал, что изменился он. Он знал, что ему делать, они с Эллисон должны пожениться на следующее лето. И ничто не может этому помешать.

 Когда он вернулся в колледж после похорон родителей, ему и в голову не могло прийти, что в следующий раз он ее увидит только много лет спустя…

 Сидя в затемненном углу в кресле реанимационной палаты, откуда он мог наблюдать за братом, и видеть, как работают подключенные к нему медицинские приборы, Коул глубоко погрузился в воспоминания.