.. Благословен буди,
господи!
Аббат распростерся ниц и еще что-то лепетал, лежа во прахе. Церковь
победила. Она возвышалась над головою священника своими алтарями, своей
исповедальней, своей кафедрой, своими крестами и образами святых. Мира
больше не существовало. Соблазн угас, точно пожар, отныне уже больше
ненужный для очищения пастырской плоти. Аббат вступал
•в царство сверхчеловеческого покоя. И из последних сил он
возопил:
-- Превыше творения, превыше жизни, превыше всего сущего я твой, о
господи! Тебе единому принадлежу я на веки веков!
XIV
В этот час Альбина все еще бродила по Параду в немой агонии, словно
раненное насмерть животное. Она больше не плакала. Лицо у нее совсем
побелело, глубокая морщина прорезала ее лоб. За что должна она терпеть такую
муку? В каком она повинна грехе, что сад внезапно перестал исполнять
обещания, которые давал ей с самого ее детства? Вопрошая его, она все шагала
вперед и вперед, даже не замечая аллей, мало-помалу погружавшихся в тень. А
ведь она всегда была покорна деревьям! Она не помнила, чтобы ей когда-нибудь
довелось сломать хоть один цветок. Она по-прежнему оставалась любимой
дочерью всех этих зеленых растений, она слушалась их, повиновалась их
велениям, вся отдавалась их власти, всем существом своим доверялась тому
счастью, которое они ей сулили. Когда в последний день Параду крикнул ей,
чтобы она легла под гигантским деревом, она легла и раскрыла объятия, лишь
повторяя урок, подсказанный ей травами. Но если ей не в чем упрекнуть себя,
значит, это сад предал ее и теперь терзал только ради удовольствия видеть ее
страдания.
Альбина остановилась и поглядела кругом. В огромных темных кущах листвы
таилось сосредоточенное молчание. Тропинки, вдоль которых высились темные
стены, стали непроходимыми тупиками мрака. Вдалеке ровная пелена газона
усыпляла пролетавший над нею ветер. И Альбина в отчаянии, с негодующим
криком, простирала руки. Не может же это так закончиться! Но голос ее заглох
в молчаливых чащах. Трижды заклинала она Параду дать ей ответ, но высокие
ветви ничего ей не объяснили, ни один листок не пожалел о ней. Тогда она
снова принялась бродить и тут почувствовала, что вокруг нее с роковой
неизбежностью надвигается на землю зима. Теперь она больше не вопрошала
землю голосом взбунтовавшегося создания; теперь ей слышался шепот,
доносившийся с самой земли, прощальный шепот растений, желавших друг другу
блаженной смерти. Упиваться солнцем всю теплую пору, всегда жить в цвету,
всегда благоухать, а потом, при первом же страдании, уснуть с надеждою
прорасти где-нибудь в другом месте,-- разве это не достаточно долгая, разве
это не наполненная до краев жизнь? Упорствовать в желании продлить ее --
значит только испортить прожитое! Ах, как сладко, должно
быть, умереть, зная, что тебя ждет впереди лишь одна бесконечная ночь,
во время которой можно грезить о кратком ушедшем дне, навеки закрепляя
отошедшие мимолетные радости!
Альбина опять остановилась в великой, благоговейной сосредоточенности
Параду; но на этот раз она уже не испытывала гнева. |