— Я хотел преподнести тебе это, пока не наступило завтра.

Энн не выразила желание взять коробочку, и он открыл ее сам.

— Какая прелесть! — Энн не могла удержать восклицания, сорвавшегося с губ: на кремовом бархате лежал самый большой синий камень из когда-либо виденных ею, камень цвета моря в летний день, окруженный бриллиантами, они сверкали и переливались, как пена на гребне волны.

— Твое обручальное кольцо, — с облегчением сказал Джон.

— О! Но ты не должен дарить мне таких вещей, — сказала Энн. — Это действительно прелестно, но…

— Никаких «но», — тепло сказал Джон. — Это сапфир. Знаешь, сапфир ведь олицетворяет дружбу.

Ей показалось, что в этом есть какой-то скрытый смысл. Она пытливо посмотрела на него, но он, избегая встретиться с ней взглядом, сказал:

— А теперь позволь мне надеть его тебе на палец.

Она протянула руку. Ее пальцы были длинные и тонкие, и кольцо оказалось слегка великоватым. Большой сияющий камень таил в своих глубинах обещание доверия и, как заметил Джон, дружбы.

— Спасибо.

Больше ей нечего было сказать. И сразу она подумала, что если бы на ее месте была Майра, она повисла бы у Джона на шее и поцеловала его в порыве благодарности; Майра способна выразить удовольствие так легко и естественно, тогда как она сама застенчива и не уверена в себе.

— Кольцо великолепно, — повторила она.

— Я рад, что доставил тебе удовольствие, — ответил Джон и снова сунул руку в карман. — Здесь у меня к этому кольцу кулон и серьги. — Он открыл коробочки. Драгоценности, крупные и роскошные, сверкали и искрились.

Энн слегка вскрикнула, не от удовольствия, а протестуя:

— О Джон! Я не могу, не могу взять все это.

— Моя жена должна носить драгоценности.

Энн восприняла эти слова как выговор. На мгновение она ощутила озноб, как это бывало в детстве, когда ее бранили за неуклюжесть.

— Да, разумеется. Я забыла.

Она смотрела на сапфиры, которые он держал в руке, но не выразила желания ни взять их, ни надеть. В следующий миг Джон захлопнул коробки с легким щелчком.

— В таком случае они твои. Я подумал, может быть, ты захочешь надеть их завтра.

— Конечно, я надену. И благодарю.

— Тогда все в порядке. А цветы ты найдешь в холле. Надеюсь, они тебе тоже понравятся. Орхидеи очень подойдут тебе.

Энн с удивлением смотрела не него. Он уже дошел до дверей.

— До свидания, Энн. Увидимся в церкви.

Он ушел раньше, чем она придумала, что бы еще сказать. Она осталась в гостиной одна и стояла с двумя коробочками в руках. Энн не могла бы объяснить почему, но она чувствовала себя смущенной, словно каким-то непонятным образом обманула ожидания Джона.

Но это, конечно же, было просто нелепо.

6

— Вот и Галивер.

Джон остановил машину на месте, откуда начинался последний спуск, и Энн прямо перед собой увидела дом, о котором так много слышала.

Был прекрасный день. Теплый, яркий солнечный свет лился на землю, и дул легкий ласковый ветерок. Тени деревьев волнами ложились на траву, а в голубом небе там и тут с триумфом проплывали белые облака. Галивер, залитый солнечными лучами, окрасившими его серые камни в цвет густого серебра, отражался в воде, прильнувшей к самому его подножию. Черные лебеди величественно скользили под арками, прорезавшими стены, — часть этого сказочного замка, который казался созданным волшебными чарами, не доступными человеческому пониманию. «Это видение», — думала Энн.

В картине, которую являл собой Галивер, не было симметрии.