|
На, читай: “Олимпия, или Римская месть”. - Посмотрим, - сказал Лусто и, взяв обрывок оттиска, который протянул ему доктор, прочел вслух следующее: 204 ОЛИМПИЯ, Пещеру. Ринальдо, возмущенный трусостью своих товарищей, которые были храбрецами только в открытом поле, а войти в Рим не отваживались, бросил на них презрительный взгляд. - Так я один? - сказал он им. Казалось, он погрузился в раздумье, затем продолжал: - Вы негодяи! Пойду один и один захвачу эту богатую добычу!.. Решено!.. Прощайте. - Атаман!.. - сказал Ламберти. - А что, если вас ждет неудача и вы попадетесь?.. - Меня хранит бог! - отвечал Ринальдо, указывая на небо. С этими словами он вышел и встретил на дороге управителя Браччиано. - Страница кончена, - сказал Лусто, которого все слушали с благоговением. - Он читает нам свое произведение; - шепнул Гатьен сыну г-жи Попино-Шандье. - С первых же слов ясно, милостивые государыни, - продолжал журналист, пользуясь случаем подурачить сансерцев, - что разбойники находятся в пещере. Какую небрежность проявляли тогда романисты к деталям, которые теперь так пристально и так долго изучаются якобы для передачи местного колорита! Ведь если воры в пещере, то вместо: “указывая на небо”, следовало сказать: “указывая на свод”. Однако, несмотря на эту погрешность, Ринальдо кажется мне человеком решительным, и его обращение к богу пахнет Италией. В этом романе есть намек на местный колорит... Черт возьми! Разбойники, пещера, этот предусмотрительный Ламберти... Тут целый водевиль на одной странице! Прибавьте к этим основным элементам любовную интрижку, молоденькую крестьяночку с затейливой прической, в короткой юбочке и сотню мерзких куплетов.., и - боже мой! - публика валом повалит! Потом Ринальдо... Как это имя подходит Лафону! Если б ему черные баки, обтянутые панталокы, да плащ, да усы, пистолет и островерхую шляпу; да если б директор “Водевиля” рискнул оплатить несколько газетных статей - вот вам верных пятьдесят представлений для театра и шесть тысяч франков авторских, если я соглашусь похвалить эту пьесу в своем фельетоне. Но продолжим: ИЛИ РИМСКАЯ МЕСТЬ. 197 Герцогиня Браччиано нашла наконец свою перчатку. Адольф, который привел ее обратно в апельсиновую рощу, мог предположить, что в этой забывчивости таилось кокетство, ибо роща тогда была пустынна. Издали слабо доносился шум праздника. Объявленное представление fantoccini <Кукольное представление (итал.).> всех привлекло в галерею. Никогда еще Олимпия не казалась своему любовнику такой прекрасной. Их взоры, загоревшиеся одним огнем, встретились. Наступил момент молчания, упоительного для их душ и невыразимого словами. Они сели на ту же скамью, где сидели я обществе кавалера Палуцци и насмешников - Вот тебе на! Я не вижу больше нашего Ринальдо! - воскликнул Лусто. - Однако благодаря этой странице искушенный в литературе человек мигом разберется в положении дел. Герцогиня Олимпия - женщина, которая умышленно забывает свои перчатки в пустынной роще! - Если только не быть существом промежуточным между устрицей и помощником письмоводителя, - а это два представителя животного царства, наиболее близкие к окаменелостям, - заметил Бьяншон, - то невозможно не признать в Олимпии... - Тридцатилетнюю женщину! - подхватила г-жа де ла Бодрэ, опасавшаяся чересчур грубого определения. - Значит, Адольфу двадцать два, - продолжал доктор, - потому что итальянка в тридцать лет все равно, что парижанка в сорок. |
