Изменить размер шрифта - +
Во мне клокотала ярость.

    – Значит, преобразимся? – спросил я. – Расширение возможностей человека как лекарство от болезней человечества? А вы не слыхали, что есть лекарства опаснее, чем сама болезнь?!

    Мистер Эванс удивленно повернулся ко мне:

    – Конечно, без случайностей не обходится… Ты имеешь в виду что-то конкретное?

    – Я имею в виду вашего сына.

    У Игоря глаза полезли на лоб. Он-то ничего про Тимми не знал… У мистера Эванса исказилось лицо.

    – Да, Тим – психокинетик. И разрешение на генную операцию давал я. Но ничего плохого ему эта способность не принесла.

    – Вы видели взрослых психокинетиков? – тихо спросил я. Он покачал головой.

    – Ну а я знал одного. Почти полная потеря зрения, руки в язвах до самых локтей. Ему было двадцать семь, он выглядел на пятьдесят.

    Мистер Эванс прикрыл глаза. Сейчас и он выглядел на пятьдесят, не меньше.

    – Я знаю. Слышал… Да меня и предупредили врачи из Центра. Это бывает, если очень сильно перегружаться. Очень… Но что я могу поделать? Вы же теперь все взрослые… Не надо дожидаться пятнадцати… или сколько там было раньше лет. Сдал экзамен – и можешь распоряжаться собой. Если вы сумеете уговорить Тимми – я буду только рад. Пусть оперирует хотя бы два… Ну три раза в неделю.

    – Оперирует? – Игорь вскочил с кресла. Непонятная реакция. Всем известно, что психокинетики становятся в основном хирургами. Только они способны выдрать, вытащить из человеческого тела запущенный рак со всеми его метастазами или вылечить порок сердца у еще не родившегося ребенка. Игорь повторил:

    – Оперирует? Но ведь для этого необходима вторая ступень. Право на коллективную ответственность…

    В полной тишине мы смотрели, как отец Тимми достает из ящика стола знак самостоятельности. Такой же, как у нас с Игорем. Только слова на нем другие: «Достиг возраста коллективной ответственности».

    – Тим его не любит. Отдал мне на сохранение.

    – Ну я дурак… – отчетливо прошептал Игорь. – Дурак.

    Он поднес знак к глазам, словно не веря. Потом быстро вышел из комнаты.

    – Если бы их было больше… – как-то безнадежно произнес мистер Эванс. Ухода Игоря он, похоже, не заметил. – Тим ведь понимает: если он не поможет человеку, тот умрет. Вот и делает по три операции в день…

    «А в редкие выходные развлекает своими способностями любопытствующих роддеров», – подумал я.

    – Это ведь оказалось не очень и сложно – телекинез. Синтезировали какое-то вещество, оно позволяет любому стать психокинетиком. Но выпуск его наладить не могут, приборы не позволяют добиться чистоты раствора. Кажется, оно называется псикиноверрином…

    – Псикиноферрином, – автоматически поправил я. – Там молекула гема в цепи. ПКФ встраивается в эритроциты.

    …Боль. Дикая, запредельная, невыносимая боль. Выворачивающие все тело судороги. Фиолетовый туман, в котором плавают раскаленные добела шарики. Вот такой он – запах ПКФ для моего «суперобоняния». Длинный коридор. Белые стены. Режущий глаза свет. Я ползу по гладкому холодному полу. Навстречу уже бегут – проклятые, ненавистные белые халаты, такие же холодные и чужие, как эти стены.

Быстрый переход