– Она давно не живет здесь, – со странной, неожиданной злостью ответил я.

    – Неправда. Пока ты со мной – она здесь.

    Окно на третьем этаже засветилось. Слабым светом настольной лампы в абажуре из зеленого стекла. Я посмотрел на эмалированную табличку на стене – номер был прежним. И название улицы прежним. А где-то неподалеку застучал на рельсах спешащий в парк трамвай.

    – Ты можешь подняться, – сказал Проводник. Голос был вкрадчив и ласков, скользок и холоден, как змеиная шкура. – Она там. И снова будет тот год. Все можно повторить, все переиграть. Входи в подъезд…

    Я сделал шаг – как загипнотизированный, как приговоренный. Темный провал подъезда. Выщербленные ступеньки.

    Черный кот на диване, старый телефон на столе… Кофе из чайных кружек. Коньяк за четырнадцать пятьдесят… Будет теплая осень.

    И холодный декабрь.

    Стук трамвая затих. Окно медленно угасло. Буквы на табличке задергались, складываясь в чужое слово.

    – Пошли, Проводник. Ты слишком легко хочешь отделаться. Я не играю в проигранные игры.

    – Просто ты нашел меня слишком поздно, – неожиданно возразил Проводник. – Пару лет назад…

    – Значит, я не хотел тебя найти пару лет назад. Идем.

    Мы шли, и улицы бесплотными тенями скользили вокруг. Проводник повесил сумку на другое плечо. И сказал – то ли жалуясь, то ли просто обижаясь:

    – С тобой очень трудно. Ты никак не решишь.

    – Это твоя сущность – провожать, – злорадно ответил я. – Терпи.

    – Может быть, тебе помочь? – Проводник обернулся. И я вдруг понял – его лицо уже не похоже на мое. Кто-то изменился. Он или я?

    – Помоги.

    – Хочешь Верну? Счастливую Верну, где все так, как должно быть? Очень просто – ты отдашь мне все деньги, всю мелочь из карманов, а я вручу билет…

    – Там слишком хорошо для меня, Проводник.

    – Понимаю. Тогда настоящий мир – Земля лишь его тень…

    – Та самая, которую обычно зовут Отражением?

    – Да. Интересный мир, красочный и волнующий. Разнообразный…

    На Проводнике теперь был плащ – черный с серебристым, заколотый серебряной розой. На поясе – тяжелая шпага. Лицо осталось молодым, но глаза оказались старыми, тускло-зелеными, пронзительными.

    – Извини, Корвин, – сказал я. Мне действительно было жаль – нестерпимо, до дрожи в руках – отказываться. – Для меня слишком реальна Земля, твой мир окажется ее тенью.

    – Уверен?

    Над городом поплыли светящиеся лиловые облака.

    Асфальт под ногами превратился в утоптанную землю. В дощатую мостовую. В полотно голубых искр.

    Мимо проскакал всадник на угольно-черной лошади.

    – Уверен, – ответил я. – Чуть раньше – не знаю. Уверен.

    – Жаль…

    Черное с серебром упало с его плеч.