А про обычные сотовые телефоны и говорить нечего. Кто и зачем мог прослушивать наши переговоры, было не очень понятно. Но в странном и даже, пожалуй, двусмысленном положении, в котором мы находились, пренебрегать любыми мерами предосторожности было неразумно.
Но сейчас, похоже, как раз и был крайний случай. Поэтому я приказал Мухе загнать пикапчик в переулок, из которого хорошо просматривалась вся площадь Виру и вход в гостиницу, и вышел на связь сначала с Артистом, потом с Боцманом. Чтобы не пересказывать Мухе содержания разговоров, мобильник я включил на громкую связь.
Артист по‑прежнему сидел в своей «мазератти» возле дома Мюйра.
– Неладно что‑то в Датском королевстве, – сообщил он. – Здесь гости. Четверо на «мицубиси‑паджеро». В дом не заходят. Ждут.
– На «мицубиси‑паджеро» или на «мицубиси‑монтеро»? – уточнил я.
– "Паджеро".
– Уверен?
– Пять различий навскидку. Первое: кузов трехдверный.
– Достаточно. Братки?
– Сомневаюсь. Думаю, профи.
– Почему?
– Не курят.
Боцман был более многословен, а его иносказательность лишена всякой литературности:
– Если кто выходит через задний проход, то назад лучше через передний. Здесь шесть куч, можно вляпаться. И еще. В тот красивый дом с флагом, где вы ночевали после дачи, я бы не ехал. Подъезды плохие, тоже много этих, куч. Примерно два взвода.
– В форме?
– Да. «Эсты».
– Когда возникли?
– Точно не знаю. Думаю, после того, как в квартире на третьем этаже погас свет.
– Как узнал?
– Сначала эти шестеро на «монтеро» рванули туда. Оттуда их завернули к гостинице. Помощь нужна?
– Обойдемся. До связи.
– Это не Краб, – сказал Муха. – Перекрыты подъезды к посольству. Два взвода. Твою мать. Что это значит, Пастух?
– Понятия не имею.
Это значило только одно: моя предварительная оценка ситуации была в корне неправильной. Охота шла не за бабками Томаса. Из‑за них не подняли бы по тревоге спецподразделение «Эст».
Но долго думать об этом времени не было.
– Подъедем с центрального входа, – решил я. – Толпа. Полицейские. Не рискнут. Прикроем с боков. Буди этого подарка.
После нескольких безуспешных попыток растрясти Томаса Муха потерял терпение и влепил ему оплеуху. Это подействовало. Томас встрепенулся и удивленно спросил:
– Ты зачем меня ударил?
– Тебе приснилось. Не задавай лишних вопросов, – приказал Муха. – Застегни плащ. Подними воротник. Сейчас мы подъедем к гостинице и выйдем. Постарайся не шататься.
– Я никогда не шатаюсь! – заявил Томас.
– Вот и проверим.
Появление невзрачного белого пикапчика на стоянке перед гостиницей не произвело на толпу никакого впечатления. Мы немного посидели в машине, поджидая удобный момент для высадки и последующего броска к подъезду.
Отсюда можно было разглядеть не только сами плакаты, но и надписи на них.
Над толпой, в которой мелькали скинхеды, надписи были на русском языке: «Русские оккупанты, убирайтесь в Россию!», «Нюрнберг для коммунистов!», «Эстония для эстонцев!» и разные вариации на эти темы.
У противостоящей стороны плакаты были на эстонском, кроме испанского «No passaran!» и русского «Да здравствует СССР!».
Таким образом, вероятно, достигалось взаимопонимание.
В первых рядах противников фашизма стояли крепкие тетки, закаленные в митинговой борьбе, каких можно увидеть на всех коммунистических сборищах в Москве. |