Комиссар много чего повидал на своем веку. И лишь одного взгляда ему было достаточно, чтобы правильно оценить обстановку. И лишь одного слова, чтобы обрисовать ее с исчерпывающей полнотой:

– Нажрался!

– Так точно, – подтвердил Муха. – Как вы догадались?

– А вы? Вы‑то куда смотрели? Не могли удержать?

– Боже сохрани! – ужаснулся Муха. – За кого вы нас принимаете, господин Янсен? Как можно удержать стадо слонов, рвущихся к водопою? Что вы! Затопчут!

Янсен дождался, когда официант закончит сервировку стола, подписал счет и жестом приказал ему удалиться. И только тогда задал главный вопрос:

– Где бумаги?

Мы промолчали. Муха был занят тем, что открывал крышки судков и принюхивался к содержимому. А я промолчал по соображениям высшего порядка, этического. В каждой профессии есть своя этика. В этом смысле профессия охранника ничем не хуже любой другой. И коль уж мы оказались в роли охранников, следовало заботиться о чести мундира.

– Где бумаги? – повторил Янсен. – И не делайте вид, господин Пастухов, что не понимаете, о чем я говорю!

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал я. – Но не понимаю, почему вы говорите таким тоном. Вы наняли нас охранять Томаса Ребане, а не его имущество. И если его будут раздевать на улице бандиты, мы должны вмешаться только потому, что он может простудиться. Вам не в чем нас упрекнуть, господин Янсен. Наш подопечный жив и здоров. А если немного мычит, то это не потому, что мы плохо выполняем свои профессиональные обязанности.

– Где бумаги, которые он взял у Мюйра? – продолжал напирать Янсен. – Они были в сером кейсе. Мои люди видели этот кейс у него в руках, когда он входил в гостиницу.

– Когда он шел к гостинице, – уточнил Муха. – Когда он входил в гостиницу, никакого кейса у него уже не было. И он, строго говоря, не входил. Он вплывал. Я бы сказал так: быстро вплывал. Это будет гораздо вернее.

– Так где же они?

– Я отвечу на ваш вопрос, – пообещал я. – Но сначала вы ответите на мой вопрос. Что за охоту на нас вы устроили? С какой целью?

– Не понимаю, о чем вы говорите. Я послал моих людей подстраховать вас. И только.

– Ну, допустим, – согласился я, потому что уличать человека во вранье – дело пустое и в высшей степени неблагодарное. Что он врет, я и так знал, без его подтверждения. А человек, которого уличили во вранье, почему‑то никогда не бывает за это благодарным. – Почему вы нас об этом не предупредили?

– Не видел необходимости! – отрезал Янсен.

– Эти бумаги, вероятно, очень важны? – поинтересовался я. – И утрата их чревата неприятностями?

– Это очень мягко сказано, господин Пастухов! Слишком мягко!

– Тогда разрешите дать вам совет. Я бы начал готовиться к этим неприятностям прямо сейчас. Потому что они на помойке. Или в мусоропроводе. А если еще не там, то будут там в ближайшее время.

– Что вы этим хотите сказать?

По возможности кратко, но точно, я объяснил ему, что я этим хочу сказать. И добавил:

– Сам кейс, возможно, удастся вернуть. Штука дорогая. Если дать объявление и пообещать вознаграждение, почему нет? А бумаги вряд ли. Насколько я понимаю психологию люмпена, который подобрал этот кейс после свалки, первым делом он выкинет эти старые, дурно пахнущие бумаги.

Янсен прореагировал на мой рассказ очень бурно:

– Какого черта вас понесло в эту толпу?! Вы же видели, что там творится! Почему вы не вернулись в гостиницу со служебного входа?

– Потому что нас ждали там шестеро ваших лбов на черном «мицубиси‑монтеро», – объяснил Муха.