— Это значит, что я умею делать артефакты.

— Какой интересный хм… дар, — наконец нашел, что ответить Тим.

— Это вообще трудоемкий процесс и смею заметить вполне доходный. Поэтому вполне можно мой дар, как вы выражаетесь, назвать интересным.

— Но ваш ныне покойный отец никогда не упоминал, что воспитывает мага. Наверное, это стало для него ударом? Человек, который совершенно об этом ничего не знает, — он так наигранно вздохнул, что мне захотелось сломать ему нос. Память Ареса я очернять никому не позволю.

— Ну почему же. Мой отец, — я выделил это слово, — прекрасно справлялся со своей ролью. В отличие от большинства обычных людей он никогда не считал человека обладающим магией ущербным или проклятым. — Я очень искренне улыбнулся, стараясь не подавать вида, что последний вопрос меня просто взбесил.

— Арес Нейман был поистине потрясающим человеком, — Тим решил все же остановиться и на достаточно позитивной ноте слезть с этой довольно щекотливой темы. В зале раздался одобрительный гул и аплодисменты. Я выдохнул.

Больше никаких провокационных вопросов мне не задавали. Маги и магия — вот чему была посвящена сегодняшняя передача. Точнее нет, не так. Передача полностью скатилась в болото к Вольфнесту, который был просто тайной за семью печатями. Вот воспоминаниям о своих недолгих школьных годах я и предавался все оставшееся эфирное время. Позже, уже дома пересмотрев запись передачи, я пришел к выводу, что держался вполне достойно. Те чувства, которые я испытывал во время эфира, никак не отражались на моем лице, видимо за теми килограммами грима, которые были наложены на меня перед эфиром, превратившие моё лицо в застывшую маску, что-то увидеть было в принципе нереально.

Утром ко мне в кабинет завалился мрачный Гволхмэй и сгрузил на стол большую профессиональную камеру. На голове у него была бейсболка, повернутая козырьком назад, из-под которой торчали в разные стороны длинные волосы до плеч, и это было настолько непривычно, что я даже сначала опешил.

— Ты чего такой? — осторожно спросил я Рега.

— Какой?

— Вздрюченный, — наконец выбрал я подходящую характеристику.

— Ничего, — буркнул он. — Не выспался.

— А…

— Не спрашивай, — он поднял руку. — Выбросов не было, в этом плане ночь прошла спокойно.

— А ты подстричься не хочешь? Могу порекомендовать тебе неплохого парикмахера, — я задумчиво посмотрел на Реггана, который в своем не самом лучшем расположении духа просто распространял вокруг себя какую-то нездоровую энергетику.

— Считай, что у меня существует ритуал заплетать боевую косу перед выходом на дело. А что, стилисты вовлекли тебя в свою секту, и ты теперь хочешь всех переманить на свою сторону? Не получится, у меня очень крепкая сила воли, чтобы не поддаваться на флюиды манерных мальчиков.

— Да я вообще не об этом, — я улыбнулся.

— Тогда смой со своего лица эту гейскую улыбку, а то, глядя вчера по телевизору на твои переливающиеся перламутром пальчики, у меня проснулось желание убивать, чего не случалось очень давно. — Я бессознательно спрятал руки в карманах, желая мысленно Эдуарду долгой и мучительной смерти. Похоже этот последний писк моды не нравится не только мне. Тем более, никто почему-то не сказал, что под действием избыточного света студии этот чертов лак приобретет не вполне естественный цвет.

— Так куда мы отправляемся? — усмехнулся Гволхмэй.

— Прямо сейчас мы находим Дефоссе и оправляемся в президентский дворец, чтобы наконец пристроить его на законное рабочее место.