Сежест остается на верхней ступеньке у дверей, а поэт медленно спускается. Он идет к столу. Узнав исполнителей ролей в своем фильме «Орфей», улыбается.

Поэт. Надо же!

Принцесса (холодно). Что «надо же»?

Поэт. Прошу простить меня. Я, должно быть, обманулся. Но сходство поразительное. Что вы здесь делаете?

Принцесса. Вопросы буду задавать я. Наш следственный комитет представляет трибунал, перед которым вы должны будете предстать и дать отчет в определенных действиях. Трибунал желает знать, признаете вы себя виновным или нет? (Эртебизу.) Зачтите нам два главных пункта обвинительного заключения.

Эртебиз (стоя, с бумагами в руке). Первое: вас обвиняют в невиновности, то есть в посягательстве на правосудие, будучи способным совершить все преступления и виновным в совершении оных, а не одного конкретного, подпадающего под нашу юрисдикцию и заслуживающего определенного наказания.

Второе: вас обвиняют в постоянном и несанкционированном нарушении границ мира, который не является вашим. Признаете ли вы себя виновным или нет?

Поэт. Признаю себя виновным по первому и второму пунктам. Признаюсь в том, что был скован опасностью совершить ошибки, которых я не допускал, признаюсь, что часто хотел перепрыгнуть через четвертую, тайную, стену, на которой человек пишет слова любви и сновидений.

Принцесса. Почему?

Поэт. Наверное, я слишком устал от мира, к которому привык и слишком не люблю привычки. Еще и потому, что есть во мне непослушание, которое бесстрашно противостоит всем правилам, дух творчества, который есть не что иное как высшая форма противостояния, присущая людям.

Принцесса. Если я не ошибаюсь, непослушание стало для вас отправлением культа?

Поэт. Как бы жили без него дети, герои, художники?

Эртебиз. Им бы только оставалось полагаться на свою звезду.

Принцесса. Мы здесь не для того чтобы играть в ораторские безделушки. Положите цветок на стол.

Поэт кладет цветок и тот исчезает.

Принцесса. Откуда у вас этот цветок?

Поэт. Его мне дал Сежест.

Эртебиз. Сежест? Если память мне не изменяет, это искаженное «Сегеста» — храм на Сицилии.

Поэт. Быть может, но это еще и молодой поэт из моего фильма «Орфей». А раньше он был одним из ангелов в поэме «Ангел Эртебиз».

Принцесса. Что вы подразумеваете под словом «фильм»?

Поэт. Фильм — это источник застывающей мысли. Фильм воскрешает мертвые дела. Фильм позволяет придать ирреальному форму реальности.

Принцесса. Что вы называете «ирреальным»?

Поэт. То, что выходит за наши убогие рамки.

Эртебиз. В общем, получается, что среди вас есть такие, что похожи на калеку без рук и без ног, который спит и видит, будто бегает и жестикулирует?

Поэт. Вы дали блестящее определение поэта.

Принцесса. Кого вы называете поэтом?

Поэт. Поэт, сочиняя стихи, использует язык, ни мертвый, ни живой. Мало кто говорит на нем, и мало кто его способен слышать.

Принцесса. Зачем же эти люди говорят на этом языке?

Поэт. Затем, что они ищут соплеменников в том мире, где эксгибиционизм, состоящий в демонстрации своей обнаженной души, практикуется только слепыми.

Эртебиз. Сежест!

Сежест (ждет, сидя на ступеньках, своего выхода). Я!

Принцесса. Кто вы?

Сежест (подходит к столу). Приемный сын этого человека. Мое настоящее имя — Эдуард. Я художник.

Принцесса. Он выдает вас за поэта по имени Сежест.

Эртебиз. Сежест — это что, кличка?

Поэт. Мне кажется, точнее будет «псевдоним».

Эртебиз. Вы владеете тонкостями французского языка.

Принцесса. Несколько земных минут назад вы, кажется, употребили идиому, произносить которую в этом мире вы не имеете никакого права?

Сежест.