Я сам был так сконфужен неожиданностью этой встречи, что решительно не находил слов для оправдания Ольги.
— Однако ж, — сказал Брусин, смеясь насильственным смехом, — эти господа и на нас что-то поглядывают, как будто и мы принадлежим к почтенному сословию; вот что значит быть в хорошей компании.
Слова эти были сказаны так громко, что все курившие и некурившие, немцы и не немцы, посмотрели в нашу сторону. Ольга вся вспыхнула и отшатнулась от него в сторону; но он был вне себя; давно накипевшая в сердце его горечь должна была выразиться; он взял ее руку и с бешенством стиснул так крепко в своей руке, что бедная едва не заплакала от боли.
— Таким образом мстят женщине только негодяи, — сказал я ему шепотом, теряя наконец всякое терпение.
— С низкою тварью и поступать нужно низко, — отвечал он уж не то что с злобою, а даже с некоторым самодовольством.
— В таком случае ваше правило может быть применено к вам первым, — сказал я ему и потом, обращаясь к Ольге, прибавил: — Пойдем отсюда, от подобных людей, кроме бесславия, нельзя ничего ожидать, потому что они, по-видимому, находятся в вечном чаду.
Он вспыхнул, потому что и я, в свою очередь, начал говорить громко.
— Позвольте, однако ж, вам заметить, — сказал он, весь бледный и дрожащий от бешенства, — что прежде, чем уводить от меня мою любовницу, вы должны спросить ее, согласна ли еще будет она идти с вами.
Я посмотрел на Ольгу; она потупила глаза и снова опустилась на лавку. Он торжествовал.
— Послушайте, однако ж, — сказал я, снова обращаясь к нему, — прежде нежели мучить ее и бесславить публично, вы должны бы были, по крайней мере, удостовериться, точно ли она так виновата, как вы предполагаете.
Ольга с ужасом взглянула на меня.
— Мне кажется, — отвечал он, иронически улыбаясь, — достаточно взглянуть на лицо Ольги Николаевны, чтобы удостовериться в истине моих предположений. А впрочем, чтобы до ставить вам удовольствие, я готов…
И он отправился прямо к тому месту, где стояли военные.
— Что вы наделали! — говорила мне между тем Ольга, вся трепеща от ужаса, — ради бога! уведите, уведите меня от сюда: он убьет меня!
Положение мое было просто невыносимо; дело запутывалось все более и более, так что я с минуты на минуту мог ожидать вмешательства посторонних и во всех случаях жизни всегда и везде равно пакостных лиц. Не думая лишней секунды, я взял ее под руку и вышел в сад.
Выходя, я видел, однако ж, что Брусин подошел к одному из военных и слышал даже мельком начало их разговора.
Разговор этот был такого рода:
— Позвольте узнать, — спросил Александр, — вам знакома женщина, которая сию минуту находилась со мной?
Офицер двусмысленно улыбнулся.
— А хоть бы и знакома, вам на что? — отвечал он.
— Да я бы желал знать, какого рода именно было это знакомство?..
— Вы довольно любопытны; я полагаю, впрочем, что такого же рода, как и ваше…
— Я ее любовник, — сказал Брусин.
— Ну, и я тоже, — отвечал офицер и поклонился.
Кругом все захохотало; но что было затем, мне неизвестно: я скорее спешил выбраться из этого ада и попасть домой.
Мы сели в лодку и отправились; Ольга закрыла себе лицо руками и всю дорогу плакала. Я тоже сначала решился было молчать, но потом мне стало и жалко, и досадно на нее.
— Ну, что ж ты плачешь, — говорил я ей, — есть об чем плакать; связалась ты с дураком…
Ольга молчала и плакала еще пуще.
— Зачем же ты скрывала от него, что у тебя есть другие?
— Да как же я могла сказать ему, — отвечала она прерывающимся от слез голосом, — ведь он не стал бы любить меня…
— А разве лучше, что теперь случилось?
Молчание. |