.. сказал, что свободной
комнаты с двумя кроватями нет (выставка цветов, много приезжих), но
имеется одна с двухспальной, "Что сводится к тому же, вам с дочкой будет
только..." - "Хорошо, хорошо", - перебил приезжий, а туманное дитя
стояло поодаль, мигая и глядя сквозь проволоку на двоившуюся кошку.
Отправились наверх. Прислуга, по-видимому, ложилась рано - или тоже
отсутствовала. Покамест, кряхтя и низко нагибаясь, гном испытывал ключ
за ключом, - из уборной рядом вышла, в лазурной пижаме, курчаво-седая
старуха с ореховым от загара лицом и мимоходом полюбовавшись на эту
усталую красивую девочку, которая, в покорной позе нежной жертвы,
темнелась платьем на охре, прислонясь к стенке, опираясь лопатками и
слегка откинутой лохматой головой, медленно мотая ею и подергиванием век
как бы стараясь распутать слишком густые ресницы. "Отоприте же наконец",
- сердито проговорил ее отец, плешивый джентльмен, тоже турист.
"Тут буду спать?" - безучастно спросила девочка, и когда, борясь со
ставнями, поплотнее сощуривая их щели, он ответил утвердительно,
посмотрела на шапочку, которую держала, и вяло бросила ее на широкую
постель.
"Ну вот, - сказал он после того, как старик, ввалив чемоданы, вышел
и остались только стук сердца да отдаленная дрожь ночи. - Ну вот...
Теперь надо ложиться".
Шатаясь от сонливости, она наткнулась на край кресла, и тогда,
одновременно садясь, он привлек ее за бедро - она, выгнувшись, вырастая,
как ангел, напрягла на мгновение все мускулы, сделала еще полшажка и
мягко опустилась к нему на колени. "Моя душенька, моя бедная девочка", -
проговорил он в каком-то общем тумане жалости, нежности, желания, глядя
на ее сонность, дымчатость, заходящую улыбку, ощупывая ее сквозь темное
платье, чувствуя на голом, сквозь тонко-шерстяное, полоску сиротской
подвязки, думая о ее беззащитности, заброшенности, теплоте, наслаждаясь
живой тяжестью ее расползающихся и опять, с легчайшим телесным шорохом,
повыше скрещивающихся ног, - и она дремотно отталкивала несессер,
стоявший рядом с креслом... Прогрохотало за окном, и потом, в тишине,
стало слышно, как ноет комар, и почему-то это ему мельком напомнило что-
то страшно далекое, какие-то поздние укладывания в детстве, плывущую
лампу, волосы сверстницы-сестры, давно умершей. "Душенька моя", -
повторил он и, отведя трущимся носом кудрю, теребливо прилаживаясь,
почти без нажима вкусил ее горячей шелковистой шеи около холодка
цепочки; затем, взяв ее за виски, так что глаза ее удлинились и
полусомкнулись, принялся ее целовать в расступившиеся губы, в зубы - она
медленно отерла рот углами пальцев, ее голова упала к нему на плечо,
промеж век виднелся лишь узкий закатный лоск, она совсем засыпала.
В дверь постучали - он сильно вздрогнул (отдернув руку от пояска -
так и не поняв, как, собственно, расцепляется). |