-- Ты что тут, осел, делаешь с моей
невестой? -- Ничего не делаю, мы были...
-- Но-но,-- сказал Антон и с оттяжкой ударил его под
ребра.
-- Пожалуйста, не деритесь. Вы отлично знаете... --
Оставьте его, ребята,-- сказала Анна со смешком. -- Должны
проучить,-- сказал Густав, разгораясь и с нестерпимым чувством
предвкушая, как он тоже сейчас по примеру брата тронет эти
хрящики, этот хрустящий хребет.
-- Между прочим, со мной однажды случилась смешная
история,-- скороговоркой начал Романтовский, но тут Густав
принялся в ребра ему ввинчивать, ввинчивать все пять горбов
своего огромного кулака, и это было совершенно неописуемо
больно. Отшатнувшись, Романтовский поскользнулся, чуть не упал,
упасть значило бы тут же погибнуть.
-- Пускай убирается,-- сказала Анна. Он повернулся и,
держась за бок, пошел вперед, вдоль темных, шуршащих заборов.
Братья двинулись за ним, почти наступая ему на пятки. Густав,
томясь, рычал, это рычание вот-вот могло превратиться в прыжок.
Далеко впереди сквозил спасительный свет -- там была
освещенная улица,-- и хотя должно быть это горел всего один
какой-нибудь фонарь, она казалась, эта пройма в ночи,
изумительной иллюминацией, счастливой, лучезарной областью,
полной спасенных людей. Он знал, что если пуститься бежать, то
все будет кончено, ибо невозможно успеть добежать; надо
спокойно и ровно идти, так может быть дойдешь, и молчать, и не
прикладывать руки к горящему боку. Он шагал, по привычке
взлетая, и казалось, он это делает нарочно, чтобы глумиться,--
еще пожалуй улетит.
Голос Анны: -- Густав, отстань от него. Потом не
удержишься, сам знаешь,-- вспомни, что раз было, когда ты с
каменотесом...
-- Молчи, стерва, он знает, что нужно! (Это голос Антона).
Теперь до области света, где можно уже различить и листву
каштана, и кажется тумбу, а там, слева, мост,-- до этого
замершего, умоляющие света,-- теперь, теперь не так уж
далеко... Но все-таки не следует бежать. И хотя он знал, что
это оплошно, гибельно, он помимо воли, внезапно взлетев и
всхлипнув, ринулся вперед.
Он бежал и будто хохотал на бегу. Густав его настиг в два
прыжка. Оба упали, и среди яростного шороха и хруста был один
особенный звук, скользкий, раз, и еще раз -- по рукоять,-- и
тогда Анна мгновенно убежала в темноту, держа в руке свою
шляпу.
Густав встал. Романтовский лежал на земле, кашлял и
говорил по-польски. Все оборвалось. -- А теперь айда,-- сказал
Густав.-- Я его ляпнул. |