|
Сторож, байковыми шажками следовавший за мной, но все остававшийся на скромном от меня расстоянии, теперь подошел, о, дну руку держа за спиной, а призрак другой в кармане, и переглатывая, судя по кадыку. "Что это?" -- спросил я про шарики.-- "Наука еще не знает,-- отвечал он, несомненно зазубрив фразу.-- Они были найдены,-- продолжал он тем же фальшивым тоном,-- в тысяча восемьсот девяносто пятом году муниципальным советником Луи Прадье, кавалером почетного ордена",-- и дрожащим перстом он указал на снимок. "Хорошо,-- сказал я,-- но кто и почему решил, что они достойны места в музее?" "А теперь обратите внимание на этот череп!" -- бодро крикнул старик, явно меняя тему беседы. "Интересно все-таки знать, из чего они сделаны",-- перебил я его. "Наука..." -- начал он сызнова, но осекся и недовольно взглянул на свои пальцы, к которым пристала пыль со стекла. Я еще осмотрел китайскую вазу, привезенную вероятно морским офицером; компанию пористых окаменелостей; бледного червяка в мутном спирту; красно-зеленый план Монтизера в XVII веке; и тройку ржавых инструментов, связанных траурной лентой,-- лопата, цапка, кирка. "...Копать прошлое",-- рассеянно подумал я, но уж не обратился за разъяснением к сторожу, который, лавируя между витрин, бесшумно и робко за мной следовал. За первой залой была другая, как будто последняя, и там, посредине, стоял, как грязная ванна, большой саркофаг, а по стенам были развешаны картины. Сразу заприметив мужской портрет между двумя гнусными пейзажами (с коровами и настроением), я подошел ближе и был несколько потрясен, найдя то самое, существование чего дотоле казалось мне попутной выдумкой блуждающего рассудка. Весьма дурно написанный маслом мужчина в сюртуке, с бакенбардами, в крупном пенсне на шнурке, смахивал на Оффенбаха, но, несмотря на подлую условность работы, можно было, пожалуй, разглядеть в его чертах как бы горизонт сходства с моим приятелем. В уголке по черному фону была кармином выведена подпись "Леруа",-- такая же бездарная, как само произведение. Я почувствовал у плеча уксусное дыхание и, обернувшись, увидел добрые глаза сторожа. -- Скажите,-- спросил я,-- если б, положим, кто-нибудь захотел купить эту или другую картину,-- к кому следовало бы обратиться? -- Сокровища музея,-- честь города,-- отвечал старик,-- а честь не продается. Я поспешил согласиться, боясь его красноречия, но все-таки попросил адрес опекуна музея. Он попробовал отвлечь мое внимание повестью о саркофаге,-- однако я настаивал на своем. Наконец старик назвал некоего мосье Годара и объяснил, где его отыскать. Мне, прямо скажу, понравилось, что портрет есть. |
