Они думают, что их нарисовали современники Ван Гога, а шустрые дельцы выдали их за его работы. Принимая во внимание, что его вещи идут по очень высоким ценам, можете представить, что спор разразился нешуточный.
– А Дени?
– Ну, не так давно Дени продала «Подсолнухи» богатому клиенту в Японию. Я не могу сейчас назвать его имя, но сделка была публично зарегистрирована. Теперь он подал жалобу правительству Соединенных Штатов…
Я перебила его:
– Не понимаю. Ведь предположительно поддельный Ван Гог висит по всему миру – от музея д'Орсэ до Метрополитен.
– Да, мисс Купер, но джентльмена возмутило то, что Дени продала ему картину после того, как отправила ее на экспертизу кураторам в Амстердам» и они сообщили, что ценность картины представляется сомнительной.
– То есть после того, как ей заявили, что это копия?
– Она яростно сражалась с этим мнением голландского министерства искусств.
– Но, решив не дожидаться окончания спора, – закончил за него Чэпмен, – она нагрела клиента. На сколько?
– Четыре миллиона шестьсот тысяч.
Чэпмен присвистнул:
– Неплохая работа, Брайан. А какова ваша доля? И что вам известно о расследовании, проводимом федералами по поводу мошенничества с заявками на аукционах?
Дотри покачал головой:
– В жизни не владел ни одним Ван Гогом. Я занимаюсь современным искусством.
Чэпмен стал ходить по маленькой комнатке взад-вперед, поглядывая на город за стеклянной стеной:
– Уф… Должно быть, однажды вам слишком туго завязали кожаную маску и повредили мозги. На этом дерьме нельзя заработать и ломаного гроша.
– Дени нисколько не волновало это аукционное расследование. Ее это не касалось – мне даже в голову не приходило ей рассказать. А что касается вашего чутья, детектив Чэпмен, – добавил Дотри, – то если дерьмом вы назвали те невзрачные нитяные скульптуры, то знайте, что я продал последнюю работу их автора – «Красная нить как половина восьмиугольника» – за четверть миллиона долларов.
– Несомненно, какому-нибудь яппи, с которым Купер вместе училась. Когда вы видели Дениз Кэкстон в последний раз?
– Кажется, в среду на прошлой неделе, до того, как я уехал в Хэмптонс. В делах было затишье – ничего интересного не произойдет до самого августа. Я пригласил Дени ко мне, но она сказала, что у нее дела в городе. Я расстался с нею здесь во второй половине дня, и больше мы не разговаривали.
Дотри выказал больше эмоций по поводу смерти Дени, чем ее муж, но это могло объясняться нервами и волнением от нашего присутствия.
– Алекс, у тебя найдется повестка для Брайана? Покажешь ему? – Майк снова повернулся к Дотри. – Мы дадим вам несколько дней на то, чтобы собрать все, что требуется. И еще кое-что. Я так понимаю, в тюрьме у вас взяли отпечатки и прочее – мы сравним их с образцами, найденными на месте преступления. И не удивляйтесь, если заметите двух полицейских в патрульной машине, припаркованной напротив галереи. Они останутся там дня на три. И ничто – слышите – ничто не должно быть вынесено из галереи, пока мы с лупой в руках не осмотрим здесь каждый дюйм. Не сомневайтесь, мисс Купер выпишет ордер на каждый мой чих и прикроет мне тылы, поэтому я рассчитываю на ваше сотрудничество в этом расследовании.
Дотри поднялся на ноги:
– Но, детектив, у меня запланированы поставки и отгрузки предметов искусства на целый…
– Позвольте объяснить вам кое-что, мистер Дотри. Из газет мне известно, что в своих садомазохистских игрищах вы предпочитали быть сверху. Так вот, мне очень хочется поставить вас раком, в особенности перед каким-нибудь здоровяком ростом в восемь футов и весом в сто тридцать фунтов, осужденным за изнасилование, который уже дожидается вас в тесной камере государственной тюрьмы. |