|
Фигура неожиданно остановилась у тупиковой стены последнего зала и застыла. Крадучись и озираясь, губернатор стал приближаться к ней, дверь за ним с грохотом затворилась, и наступила зловещая тишина. Фигура медленно повернулась к нему лицом… Все те же знакомые каштановые волосы с проседью, зачесанные набок через пробор; живые голубые глаза, обручальное кольцо на безымянном пальце, и точь‑в‑точь такая же одежда, в какой его положили в гроб. «Кукла… Сегодня ночь с четверга пятницу…» Губернатор подошел к восковой копии. «Что ты молчишь? – заговорил все так же с сомкнутыми устами. – Кто тебя придумал и зачем? Кто убил меня? Кто?.. Скажи, я должен это знать!» Кукла неожиданно пошевелилась, рука ее стала подниматься, и из разжатого кулака змейкой выскользнула шелковая плетеная удавка. Губы куклы тронула улыбка. Задыхаясь от страха, губернатор отступил. Кукла взяла удавку за оба конца и, шаг за шагом, стала сомнамбулически медленно приближаться к губернатору. «Ты сам себя убил! – послышался его собственный голос. – Сам!..» «Сам!.. сам!.. сам!.. сам!..» – заметалось по залу эхо, тычась в углы и отдаваясь от глухих стен. Наматывая удавку на руку, кукла все так же неторопливо подступала к нему. «Гри‑и‑ди‑ин!!» – захрипел он, собрав последние силы, когда его шея оказалась в петле. В этот самый момент брызнули стекла невесть откуда взявшегося окна, восковая голова разлетелась в куски, и фигура во весь рост рухнула на земляной пол…
Гридин проснулся в холодном поту. Кто‑то настойчиво стучался в дверь. Он сел на постели, не в силах сообразить, где находится и жив ли вообще. Свет ночника резанул по глазам. Стрелки маленького будильника на прикроватной тумбочке показывали пятнадцать минут четвертого. Знакомая обстановка спальни на даче в Рыбине вернула его к жизни. «Сон, – почувствовал он облегчение. – Как хорошо, что это был только сон!» Все, что случилось до этого и могло случиться впредь, теперь не страшило его. Стук в дверь повторился. «Константин Григорьевич, проснитесь!» – послышался из‑за двери требовательный голос полковника Ставрова. – Сейчас. Николай, отопру, – проговорил губернатор, нащупывая босыми ногами тапочки. В комнату вошли Ставров и Саенко. Кто‑то промелькнул в освещенном проеме, за дверью послышались голоса. – Константин Григорьевич, пожалуйста, оденьтесь, пройдите с нами, – стараясь скрыть волнение, сказал начальник охраны. – Куда? – опешил Гридин. Это походило на ночной арест. – В ваш кабинет на третьем этаже. – А что, собственно… – Извините. Я вынужден настаивать на том, чтобы вы поднялись. Гридин почувствовал, как к нему возвращается пережитый во сне кошмар. – Дайте мне одеться. Ставров и Саенко молча удалились. Гридин натянул брюки, наспех заправил в них рубашку и, причесавшись перед зеркалом, вышел в коридор. На лестнице курил молодой охранник. Увидев губернатора, он по‑мальчишески спрятал сигарету в кулак и поздоровался. Не ответив, Гридин через две ступеньки проскочил вверх по лестнице, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь умерить участившееся сердцебиение, и вошел в кабинет, у которого столпились сотрудники Управления охраны. В разбитое окно дул йодистый мокрый ветер. Посреди усыпанного осколками пола лежала навзничь восковая кукла с дырой во лбу. Все молча смотрели на губернатора. – Как это случилось? – спросил он у Ставрова. Полковник указал глазами на молодого охранника, которого Гридин только что видел на лестничной площадке. – Я ночевал здесь, в кабинете, – объяснил тот. |
