Последнее прозвучало как «Патриарх Московский и всея Руси».

– Битник когда на дежурство заступает? – посмотрел Евгений на часы.

– Егор‑то? Да он уж свое отдежурил, – недобро покривилась вахтерша. – Уволили его.

– Вон оно что.

– Я вам так скажу, – понизив голос, наклонилась она к Евгению, – и правильно сделали!.. Оно, конечно, спасибо ему за пустые бутылки, а только негоже на работе пить. Надо было кому девку в комнату затащить – так и ждали, когда Битник заступит. Стакан ему нальют – кого хочешь впустит. Днем, когда комендант на работе – он у нас хоть и молодой, а строгий, военный человек, – еще куда ни шло. А как ночное – выпьет, седушку вот эту в подсобку утащит и дрыхнет – не добудисся.

– Дверь у вас на ночь запирается?

– А то как же! С часу до пяти. А Егор вот не запирал – чтоб не будили, значит. «Кому надо, – говорил, – тот и в окно влезет. Общежитие, – говорил, – не ракетная база: секретов нету». Пустой человек.

– А живет он где? – спросил Евгений.

Она выдвинула ящик под столешницей, принялась перебирать записки, конверты, бирки от ключей.

– Вот, – протянула наконец сложенный вчетверо листок.

Это была доверенность, написанная корявым почерком и не очень грамотно. Она содержала «просьтьбу выдать аванс гражданина Битника Егора Александровича, проживающего по адресу Приморск, ул. Одесская, 22 вахтерше Таюшкиной Евдокие Григорьевне всвязи с невозможностью прибытия 16/2.96» и, судя по тому, что сохранилась среди хлама в столе, по назначению не попала.

– Спасибо, – вернул листок Евгений, – я запомнил. Скажите, вот Паша вам брелок подарил. Вы были с ним в хороших отношениях?

– Тю! – удивилась она вопросу. – Я ни с кем не вздорю – жить‑то осталось всего ничего. Зачем мне врагов наживать?.. А Паша умный был. Только статьи злые писал. Губернатора нашего поливал, милицию поливал. А губернатор‑то преступников к ногтю прижал – по улицам стало можно ходить. Пенсию нам на двадцать тыщ поднял за счет городского бюджету. Три бесплатных столовых открыл. Мой сын до него год без работы сидел, на рынке железками торговал. А теперь сборщиком на вертолетный устроился. Как бы вам сказать, чтоб не обидеть‑то, про Пашу…

– Да чего уж там, – махнул рукой Евгений.

– Все про него говорили, что он скандалом живет.

– Ясно. А кто его труп обнаружил, не знаете?

– Как не знать. Витя Полянский, сосед из триста третьей.

– Можно с ним поговорить?

– На работе они, а сын Вовка в школе. Часикам к семи соберутся, тогда и приходите. Меня, правда, не будет. Ну да вам какая разница? Сдадите паспорт, скажете, что к Полянским.

– На этажах дежурных нет?

– Нет, тут только, внизу. У телевизионщиков есть. Там первые три этажа под общежитием, а выше гостиница.

– А ключи проживающие всегда сдают?

– Раньше не сдавали. Это после убийства Козлова комендант распорядился. У нас теперь с этим строго.

Евгений встал, застегнул «молнию» на куртке.

– Что ж, спасибо, Евдокия Григорьевна. Пойду я.

– Сердце‑то прошло?

– Прошло. – Он вышел из будки, остановился и покачал головой: – Нечего сказать, навестил дружка. Где его хоть похоронили‑то?

– В Сутеево отвезли. Там у него мать осталась, она так захотела.

– Сутеево, Сутеево… что‑то знакомое… Далеко отсюда?

– К лиману вдоль железки.