В подъезде, где проживал гомосексуалист, спекулянт и Ярослав Богданович в одном лице, пахло мочой и вареными курами. Оказавшись перед обитой в прошлом столетии дверью, Евгений нажал на кнопку звонка. Никто не откликнулся. Дверь отворилась со зловещим скрежетом сама по себе, стукнулась о похожий на гроб комод, не иначе, приготовленный к выносу.

«Еще один Кравцов», – решил Евгений, вспомнив о приеме в Корабельном переулке.

С кухни доносилось шипение чего‑то вонючего на сковородке. Он вошел в квартиру, оказавшуюся коммуналкой, каких по его представлениям уже не должно было быть вовсе, – немыслимо большой и оттого неухоженной, как Россия. У плиты стояла женщина лет шестидесяти с прямыми седыми волосами, скрепленными старомодным перламутровым гребнем на затылке. Орудуя большой деревянной ложкой, она переносила из миски на сковородку водянистую массу, источавшую тот самый запах, который Евгений почувствовал, едва войдя в подъезд.

– Здрасте! – постучал он о косяк.

Женщина обернулась и всмотрелась в его лицо так пристально, что ему захотелось немедленно умыться.

– Ярик дома?

– Нет! – крикнула она вдруг. – Нету!

– Он болен?

Она приблизилась на полшага, не сводя сверлящего взгляда с его лица.

– Что?.. Он?.. Ага!.. По бабам!.. Принесут, жди!.. Водку хлещет небось!.. Мало ему понаддали!.. Раз‑гиль‑дяй!.. И ты небось… Пошел!..

Она говорила отрывисто, выкрикивая слова, как на несанкционированном митинге, точно в любой момент ее могли снять с трибуны и посадить на тюремную диету.

– Где он водку‑то пьет? – совсем сник Евгений, опустив глаза на рассохшийся, никогда не мытый пол.

«Человечину жарит… небось», – подумал он, подавляя приступ тошноты.

– А?.. Инка!.. Инка!..

– Мама, успокойтесь, – послышался сзади не то приказ, не то мольба.

Женщина лет тридцати пяти в глухом синем платье ниже колен смотрела на Евгения огромными глазами. Если бы не вдавленная мелкая челюсть, делавшая выражение ее лица таким, словно она не переставала удивляться миру от самого своего рождения, ее можно было бы назвать пусть не красивой, но уж, во всяком случае, нормальной.

– Мама глухая, – взяла она Евгения за локоть, выводя из кухни в коридор. – И нервная. Не обращайтесь на нее.

Слово «не обращайтесь», по‑видимому, означало «не обращайте внимания» и «не обижайтесь» одновременно.

– Мне Ярик нужен, – нетерпеливо сказал непрошеный гость.

– А я вам скажу, – пообещала она. – Меня Аленой звать. Или Аллой. Я его сестра.

От нее отдавало интеллектом хохлушки и похотью самки скунса.

Она так и держала его за рукав и смотрела куда‑то в одну точку немигающими глазами‑блюдцами.

«Чего от нее хотеть, если у нее брат Ярослав Богданович», – подумал Евгений.

– Ярик где? – спросил он раздраженно. – Быстро, я товар привез, меня тачка ждет!

Она неожиданно и громко захохотала, всплеснув руками и притопнув:

– А‑аа!.. Иии!.. – тряхнула головой. – Давай топор, давай, ну?!.

– Где Ярик?! – Евгений чувствовал, что еще несколько секунд – и он начнет выколачивать из нее сведения о брате кулаками.

– Свадьбу снимает. В Доме счастья на Лесном.