– Мне и в голову не приходило, что Калиостро вздумает передать свои представления и свое «я» этому Доминоиду! – сказал Адам. – И, когда тот был еще… не совсем закончен, Калиостро смог проникнуть в его мозг и полностью подчинить себе.

Я ощутил легкое головокружение, и меня охватила странная дрожь. А потом я увидел, что приборная доска вспыхнула яркими разноцветными огнями.

– Ну что ж, – сказал я, – ведь он задает Доминоиду нужный курс, не правда ли? Разве это так плохо?

– Вообще‑то обычно демиург в следующей Вселенной становится богом, – сказал Адам, – и может выражать свою волю самыми различными способами. А также – ставить любые условия, как исходные, так и конечные.

– Ах вот как! – сказал я, и мне показалось, что нас вместе с Дырой вывернуло наизнанку и выплюнуло.

В ушах у меня звенел голос Калиостро:

– Начинаем последнее путешествие!

Я очнулся, чувствуя себя так, словно из меня выкачали весь воздух, да и вокруг воздуха тоже не осталось. Открыв глаза, я увидел распростертые тела Адама, Пранди и Глории – на стене, на полу, на потолке, – и все эти тела, как и сама Дыра, то исчезали, то появлялись вновь, как бы в соответствии с ритмом некой пульсации. Я слышал шипение Глории и мяуканье Пранди. Мгновением позже я услышал отвратительный свист ультразвуковой коммуникационной системы, посмотрел на Адама и увидел, что он садится. Я тоже сел. Потом спрыгнул с потолка и оказался с ним рядом.

– В продолжение нашего незаконченного разговора, – начал я, – мне хотелось бы спросить: а почему в нашей Вселенной нет сколько‑нибудь заметного присутствия бога? Ты говорил, что боги практически обязательны во всех Вселенных.

– Да, но они через какое‑то время все равно ведь устаревают, – отвечал он. – А вообще‑то ты ведь уже встречался с нашими богами… Одному даже бутылку вина подарил…

– Ты имешь в виду старого Уртча?

– Его самого. Когда‑то он был нашим верховным божеством.

Я вздрогнул, заметив, что Глория, которая лежала, свернувшись калачиком, развернулась и встала на стене параллельно полу. И снова началась та пульсация…

– Мы тормозим, – сказал Адам, осторожно продвигаясь к противоположной стене и помогая Пранди тоже подняться. – Мы приближаемся к тому мгновению, когда я достиг сингулярности и Рая.

– А что потом?

– Он определит наше местоположение, а потом создаст ускорение, которое приведет к конечной сингуляризации. Мы прошмыгнем мимо Великого Хруста и покинем эту Вселенную.

– И что?

– Мы умрем, а демиург, изменив свою форму, будет продолжать существовать. Что ж, по крайней мере, изо всего этого выйдет еще одна Вселенная, знакомая с законом энтропии. И, в общем‑то, неважно, насколько она получится уродливой. Уже и за одно ее возникновение стоит быть благодарными. Возможно, в ней будут существовать наши аналоги – в какой‑нибудь другой форме…

– И мы больше ничего не можем сделать? – спросил я.

– Что‑нибудь сделать можно всегда… – сказал он задумчиво и, протянув руку куда‑то вниз, расстегнул еще один пространственный «карман».

– А пока что нам есть что отметить. У меня тут припасено несколько ящиков отличного шампанского.

Пространство еще раз словно вздохнуло, продолжая неторопливо пульсировать, распахнулось настежь, и оттуда градом посыпались пустые бутылки, а следом за ними появилась обшарпанная фигура Уртча. В руке у него, как всегда, была зажата бутылка с вином.