Он напрягся, наклонившись вперёд, ноги дрожали, глаза уже жгло от осознания глубины, или попыток измерить глубину покрова теней, которые лежали у входа в «путь левой руки». Не двигалось ли там что-то? Не было ли там фигуры девушки, промелькнувшей, подобно привидению, среди теней? Девушки, которая пряталась, перебегая от одного участка тени к другому? Пряталась от кого? От Гаррисона? Возможно, поскольку она умоляла её отпустить. Почему тогда она призывала его на помощь? И если она не от него бежит, тогда от чего она спасается?

Там двигалось что-то ещё! Кожа Гаррисона снова покрылась мурашками, сильная дрожь пробегала волнами по конечностям и телу, как рябь на воде бассейна. На лбу выступил холодный пот. Что-то вновь двинулось, свисающее сверху, колышущееся, покачивающееся, повторяя зигзагообразный маршрут, по которому перепархивала девушка. Это что-то было не одно, а несколько чего-то тянущегося — как щупальца.

Это Другой! То самое больное зло, коварное, как раковая опухоль, серое, как проказа и покорёженное, как само безумие. Тот самый огромный осьминог зла из сна во сне Гаррисона! Главный его враг!

Он больше не стал ждать и вскарабкался обратно на Машину. Сьюзи не стала на неё запрыгивать, но помчалась рядом, как только Гаррисон направил Психомех в ущелье «пути левой руки». Мрак там был гуще, чем ожидалось, он был холодный, липкий, словно туман, но Гаррисон понял, что это объяснялось действием психики. У него была депрессия, а падение духа создавало ощущение чего-то гнетущего вокруг.

Но вскоре он обнаружил, что ему всё же следует двигаться осторожно, поскольку там, где нависающие сверху утёсы местами фактически соприкасались вершинами — или, вернее, там, где верхние пласты пород сохранились, но были подточены когда-то текущей в ущелье водой — свисали огромные сталактиты, преграждая путь неясно вырисовывающейся во тьме массой, образуя колонны в тех местах, где с ними вечность назад соединились вздымающиеся шпили сталагмитов. И между и вокруг этих древних отложений известняка ему приходилось вести Машину, не зная, что таится по ту сторону или когда оно нанесёт удар, но чётко понимая, что ужас был здесь, жил и дышал среди вековых камней.

Затем далеко в глубине расселины, которая становилась всё уже — какое-то движение! — словно чернильное пятно мелькнуло среди теней, низко припав к земле.

— Сюзи! — крикнул Гаррисон. — Подожди, девочка!

Ему ответили её лай и эхо, повторяющее его собственный голос и замирающее в холодной тишине. Нет, он не должен звать её и требовать вернуться. Хорошо, что она разведает для него путь.

Он выжал из Машины немного больше скорости (по сути дела, он просто ещё больше напряг собственные силы, ведь Психомех теперь был более чем бесполезен), продолжая двигаться вдоль старого речного русла. Его глаза постепенно привыкли к вечным сумеркам, царившим в ущелье, и стало видно, что стены впереди продолжают сближаться и становятся всё ниже. А вдруг этот проход из царства клаустрофобии ведёт в обширную, бескрайнюю страну эльфов! Или, возможно, в логово огров…

Пока Гаррисон себе это воображал, он выбрался из ущелья, окончательно превратившегося в туннель, затем, проехав под аркой, оказался в огромной пещере неправильной формы, обладающей странной красотой и наполненной ещё более странным ужасом; и вот тогда он резко остановил Машину. Возможно, это взгляд съежившейся Сюзи заставил его нажать на психологический тормоз; возможно, уверенность в том, что это было подземное логово самого Зла. Да, мерцающая красота пещеры тоже сыграла роль, но такой же эффект могла бы создать и паутина.