Улыбка Губвы вернулась и становилась шире с каждой минутой. Он покачал своей большой, с белыми волосами, головой:

— Нет, вы станете, — он взялся за кресло Стоуна и покатил его через комнату. Двери зашипели, открывшись при их приближении. — Я сейчас покажу вам мою мысле-лабораторию, мистер Стоун. Будучи секретным агентом, вы наверняка знакомы с термином «промывание мозгов». Я уверен, что знакомы. Так вот, моя мысле-лаборатория — настоящая прачечная для мозгов. И, конечно, я уже упоминал о моём опыте и знаниях в сфере гипноза. Да…

Двигаясь вдоль коридора, огромный альбинос ненадолго замолчал, затем продолжил:

— Ох, дорогой мистер Стоун! Вы меня удивляете! Где же ваши не очень лестные мысли по этому поводу?

В то время, как Харон Губва занимался Стоуном в своей мысле-лаборатории, Вики Малер сидела у постели Гаррисона в небольшой белой палате больницы в Хаслемере, в графстве Суррей.

Обстановка в палате была спартанской по любым меркам, но личный врач Гаррисона — очень уважаемый человек, чьи пациенты были чрезвычайно богатыми и/или очень важными персонами — предпочитал простоту. Для него минимализм был синонимом чистоты и гигиены, а чистота является первейшей необходимостью для успешного лечения. На короткое время Вики осталась наедине с Гаррисоном, который в настоящее время был единственным стационарным пациентом, но доктор Джеймисон был где-то поблизости.

Окно палаты смотрело из-под ветвей ивы на подстриженный, огороженный сад. За забором в утренних солнечных лучах сверкал ручей, или речка. Фактически, это место было не больницей в общепринятом смысле этого слова, а домом Джемисона. Эта частная клиника была очень дорогой, зато её не так-то легко найти, и Вики была довольна тем, что Гаррисон был здесь в безопасности. От чего именно в безопасности, она не могла сказать. Может быть, от его собственных мешающих спать страхов. От убийц — вроде потенциальных убийц, подстроивших аварию самолета — которые могли объявиться.

До сих пор их личная безопасность не была касающейся её проблемой. Безопасность обычно шла рука об руку с Гаррисоном; находиться рядом с ним было безопасно. Или так было прежде.

Она посмотрела на него; он спал под действием успокоительного. И он нуждался в ней. Его лицо было искажено, лоб изборождён морщинами. Руки, лежащие поверх одеяла, время от времени слегка подёргивались…

Вики приехала час назад. Она поздоровалась с доктором и его медсестрой-ассистентом, вероятно, его женой. Они сказали ей, что Ричард не просыпался и должен проспать до утра понедельника. Поскольку сегодня была пятница, у него впереди было ещё три полных дня и три ночи для отдыха, и доктор Джеймисон был готов поручиться, что это действительно будет полных трое суток.

Из полиции дважды звонили по телефону, запрашивая показания Гаррисона в отношении подорванного самолёта, но врач велел отложить это на будущее. Его пациента нельзя тревожить, заявил он им. Гаррисон был физически и умственно истощён, балансировал на грани нервного срыва, и единственным надёжным способом поправиться для него был отдых.

Также возник вопрос с контактными линзами, которые прибыли в то время, как Гаррисон и Вики были на острове Родос. Она не знала, что Ричард сделал для доктора Джеймисона, но для него забота о глазах Гаррисона и её самой, казалось, вовсе не была проблематичной. Он уже подогнал линзы Гаррисона (в соответствии с предыдущим заказом, видимо), а к прибытию Вики надел затемнённые очки, чтобы примерить ей линзы. Через несколько минут ношения она уже привыкла к ним. Затем её проводили к палате Ричарда и оставили с ним наедине, где она до сих пор просто сидела у его постели.

Теперь она очень осторожно взяла его за руку. Его кожа была прохладной, кисть казалась тонкой, почти хрупкой. Пластиковая рука. Она сжала её, просто чтобы убедиться.