Напоминание разбередило душу короля. В памяти всплыл образ, с тех пор
преследовавший Филиппа. В то же время он убедился в проницательности
Сантойо. Король пробормотал что-то невнятное, потом взял себя в руки и
снова потянулся за документом. На сей раз Сантойо не рискнул помешать ему.
Но пока он писал свою резолюцию, Сантойо быстро переворошил кипу бумаг, и
пергамент, лежавший внизу, оказался сверху.
Так Сантойо еще более зримо проявил свою проницательность. Прекрасно
сознавая, что тревожит короля, какой взрыв ярости и страха, какое
противодействие вызвало письмо королевы Елизаветы, он заключил: надо эти
чувства подогреть, тогда его величество будет искать утешение у
исповедника, как и было задумано.
Письмо, которое он счел нужным положить сверху, руководствуясь
принципом: куй железо, пока горячо, было от герцога Медины Сидония,
возглавившего гибельный поход против Англии. Оно очень кстати пришло в то
утро.
Опальный герцог скромно извещал короля Филиппа, что продал одно из
своих поместий, чтобы собрать огромную сумму выкупа за отважного адмирала
Педро Валдеса. Это была его малая лепта, писал герцог, и просил расценить
ее как выражение любви и преданности, искреннего желания вернуть на службу
Испании ее самого талантливого адмирала.
Письмо задрожало в помертвевшей королевской руке. Он откинулся на
строгом монашеском стуле, закрыл глаза и застонал. Потом так же внезапно
открыл их и разразился воплями:
- Безбожница! Незаконнорожденная тварь! Проклятая еретичка! Дьявол,
оборотень!
Сантойо участливо склонился над хозяином.
- Ваше величество! - прошептал он.
- Я болен, Сантойо, - задребезжал монотонный голос. - Ты прав, я
больше не буду работать. Дай руку.
Тяжело навалившись на слугу и опираясь на палку с другой стороны,
король вышел из комнаты. Сантойо, будто невзначай, снова упомянул Фрея
Диего де Чавеса, осведомившись, не желает ли его величество получить совет
исповедника. Его величество приказал ему помалкивать, и Сантойо не решился
настаивать.
Ночью король снова плохо спал, хоть и не ел накануне пирожных, - по
крайней мере, на них нельзя было свалить вину. Вероятно, страшные видения,
вызванные несварением желудка в воскресенье, отпечатались в мозгу и теперь
повторялись без постороннего влияния. Впрочем, их появлению, несомненно,
способствовало письмо Медины Сидония об отправке выкупа за отважного
Валдеса - его голова чаще всего напоминала о себе в воображаемой кровавой
груде на королевских коленях: либо она первой упадет на плахе, либо
королева Елизавета возвестит, смеясь, что принудила Филиппа Испанского
подчиниться. |