В ужасе от того, как отнесется к этому мать, Лиза медленно обернулась и посмотрела на нее. Ив застыла в неподвижном спокойствии. Она побледнела и внезапно страшно постарела, она выглядела не на тридцать восемь, а на шестьдесят восемь, – старая женщина с изрезанным морщинами лбом и опущенными вниз уголками губ.

– Не смотри так, Ив, – взмолился Джонатан. – Думаешь, мне приятно делать это? У меня нет выбора. Я рассказывал тебе о своих финансовых затруднениях. Мне пришлось вложить в компанию Ллойда больше, чем я предполагал, для меня это было ужасным ударом. Но ты, должно быть, знаешь, что случилось с учредителями компании, обо всем этом ежедневно печаталось во всех газетах… нет, я забыл, что ты не читаешь газет. Факт тот, что, как выяснилось, мне придется вложить миллион, и я не могу сделать этого, не продав Шроув. Если я получу пятьдесят тысяч за дом мамы во Франции, это будет большой удачей, но такую сумму я едва ли получу, рассчитывать следует тысяч на тридцать. Я пытался продать дом в течение двух лет. Повторю снова, ты знаешь, что происходит на рынке недвижимости, хотя, нет, не думаю, что ты знаешь. Мне придется продать Шроув. Сделав это, я лишь сумею расплатиться с долгами и просто удержаться на поверхности.

Ив не спускала с него глаз. Лиза впервые пила вино; она выпила почти все, что ей налили. Это помогло. Она протянула бокал за новой порцией, и Джонатан машинально наполнил его.

– Ради бога, Ив, скажи что‑нибудь. – Он попытался пошутить. – Произнеси хоть слово, даже если скажешь только «прощай».

Лиза видела, как Ив делает над собой усилие. Она видела, как мать закусила губу и приподняла плечи, словно от сильной боли. Когда она заговорила, ее слабый голос был еле слышен:

– Ты можешь продать Алзуотер.

– Дом в Алзуотере принадлежит теперь Виктории… помнишь?

– Почему ты тогда свалял дурака, женившись на ней?

– Думаешь, я не задавал себе сотни раз этот вопрос?

– Джонатан, – сказала Ив, крепко стиснув руки, – Джонатан, ты не продашь Шроув, это немыслимо, должен быть другой выход из положения. – Она придумала один. – Ты можешь продать дом в Лондоне.

– И где прикажешь мне жить?

Ив, не отрывавшая от него глаз, казалось, смотрела теперь с еще большим напряжением. Лизе не понравилось выражение лица матери, ее остановившийся, почти безумный взгляд, она тревожно заерзала в своем кресле.

Ив сказала:

– Ты можешь жить здесь.

– Нет, не могу. – Раздражение Джонатана возрастало. – Я не хочу жить здесь. Дела достаточно плохи и без этого, не хватает только жить в том месте, которое я не люблю, – Он говорил как недовольный ребенок. – Хорошо, я знаю, что не говорил тебе раньше, что не люблю это место, но факт остается фактом: я не люблю его. Никогда не любил. Оно оторвано от мира, за много миль от жилья, и ты, вероятно, не замечала, но здесь очень сыро. Конечно, так оно и есть, ведь это речная пойма. Виктория заработала здесь фибриоз.

– Пропади она пропадом, – произнесла Ив таким голосом, что Лиза вздрогнула.

Джонатан не потерял присутствия духа.

– Хороню. Согласен. Пусть она провалится ко всем чертям. Уверен, что я пострадал от нее больше, чем ты, больше, чем ты себе представляешь. Так или иначе, не в ней дело. Я должен продать этот дом. Я должен иметь миллион, чтобы погасить долг.

– Тебе не удастся продать его. Даже я знаю это. Может, я живу в отрыве от мира, но у меня есть радио, я  знаю, что происходит. Рынок недвижимости в ужасном состоянии, такого еще не было на моей памяти.