Она уложила все три предмета в двойной конверт и запечатала его.

Несколько часов спустя этот конверт был открыт на кухонном столе у Джона Кардинала, на Мадонна‑роуд. Келли Кардинал смотрела, как отец аккуратно пролистывает блокнот на пружинке. От одного вида материнского почерка сердце в груди у Келли словно плавилось. Отец то и дело вносил какие‑то пометки в собственный блокнот.

– Как тебя на это хватает – смотреть на все эти штуки, пап?

– Может быть, пойдешь в другую комнату, милая? Я этим занимаюсь, потому что должен.

– Не понимаю, как ты это можешь выносить.

– Не могу. Я просто должен это сделать, вот и все.

– Но зачем? От этого у тебя просто поедет крыша, вот и все.

– На самом деле от этого занятия мне, как ни странно, даже легче. Мне надо на чем‑то сосредоточиться – на чем‑то, кроме того простого факта, что Кэтрин…

Келли протянула руку и коснулась его рукава.

– Может, как раз на этом факте тебе и надо сосредоточиться, а не сидеть над ее блокнотом. Это нездорово, пап. Может, тебе надо просто лечь и поплакать. Покричать, если нужно.

Ее отец изучал блокнот под ярким светом лампы, невысоко висящей над кухонным столом. Он вертел его так и сяк, сначала исследовал чистую страницу, а потом ту, на которой было что‑то написано. Его углубленность в это занятие раздражала ее.

– Посмотри‑ка, – сказал он. – То есть не смотри, если не хочешь… Но это интересно.

– Ну что такое, господи? Не верится, что ты стал возиться с этой ерундой.

Келли подумала: «Я заговорила, как подросток. Видимо, под действием стресса я впала в детство».

– Насколько я могу судить, это почерк Кэтрин.

– Ну конечно. Я и сама могу это сказать, даже когда смотрю вверх ногами. Она делает такие смешные петельки, когда пишет букву t.

– И эта записка написана ее ручкой – или точно такой же, – на листке, который вырван из ее блокнота.

– И твои коллеги наверняка уже это определили, пап. А что такое? Ты думаешь, за маму эту записку написал кто‑то другой?

– Нет, не думаю… во всяком случае, пока. Но посмотри. Обойди‑ка стол.

Келли подумала, не пойти ли в другую комнату и не включить ли там телевизор. Ей не хотелось поощрять отца в его занятии; но, с другой стороны, она не хотела делать ничего такого, что ухудшило бы положение. Она поднялась и встала рядом с ним.

– Посмотри, любопытная штука, – произнес Кардинал. – Записка о самоубийстве – не последнее, что Кэтрин написала у себя в блокноте.

– То есть?

– Вот здесь есть вдавленности, на предыдущей странице. Бороздки почти незаметные, но их можно разглядеть, если смотреть на блокнот под нужным углом. Видишь?

– Если честно, нет.

– Потому что у тебя не тот угол. Сядь.

Кардинал выдвинул стул, стоящий рядом с ним, и Келли села. Он стал медленно наклонять блокнот то в одну сторону, то в другую.

– Погоди! – воскликнула Келли. – Теперь я вижу.

Кардинал неподвижно держал блокнот под лампой. В верхней части страницы с разными случайными заметками виднелись слабые отпечатки слов «Дорогой Джон». Кардинал чуть наклонил страницу. Ниже Келли могла разобрать лишь следы слов «другой выход» и «Кэтрин».