– Но насколько это вероятно? Притом что Бушар умер, и все такое.
– Они знают мой адрес. И потом, это в их стиле. Года два назад Кики Б. явился к самым моим дверям, принес письмо с угрозами.
– Но тогда Бушар был еще жив, а Кики с тех пор ушел на покой, ты сам мне говорил.
– По‑твоему, такие типы, как Кики, когда‑нибудь уходят на покой?
– Многие «плохие парни» легко могут разузнать твой адрес. В конце концов, существует Интернет. А помнишь, какой‑то идиот репортер сделал интервью с тобой прямо на фоне твоего дома? Дело было очень громкое. Кто знает, сколько народу видело этот сюжет?
– Его не показывали на всю страну, я проверял. Только по местному телевидению.
– Местные каналы тоже покрывают большую территорию. Джон… – Делорм взяла его руку своими теплыми ладонями: это был один из тех редких случаев, когда она до него дотрагивалась. Лицо у нее было мягкое, и даже сквозь поволоку боли – возможно, даже благодаря своей боли, – Кардинал увидел, как же она сейчас невероятно красива. Он понял, что для работы она словно бы надевает совсем другое лицо – бронированное, чтобы легче выдерживать ежедневный фестиваль сарказма у них в отделе. Разумеется, так поступал и он, и все остальные, но ему вдруг показалось, что Делорм, единственная женщина в отделе, чем‑то похожа на дельфина в бассейне, полном акул.
– С таким же успехом это может быть какой‑нибудь твой сосед‑пакостник, – заметила она. – Кто‑нибудь из тех, кто затаил обиду на полицию. Тут не обязательно что‑то личное.
Кардинал приподнял пластиковую папку:
– Судя по штемпелю – Маттава.
– Ну, тогда… Слушай, а почему бы тебе не махнуть на это рукой? Тебе ведь это не поможет. Тебе не станет легче. Если ты в это полезешь, тебе придется преодолеть уйму всяких сложностей. Я даже не уверена, что ты их сможешь преодолеть.
– Я собирался попросить об этом тебя.
– Меня. – Она посмотрела на него, и взгляд у нее уже не был таким мягким.
– Мне нельзя этим заниматься, Лиз. Я – лицо причастное.
– Я не могу это расследовать. Это не преступление – послать по почте мерзкую открытку.
– «Кто бы знал, что так повернется?» – прочел Кардинал. – Ты не считаешь это угрозой? Если учесть ситуацию.
– Я бы назвала это утверждением. Оно касается жизни в целом. Оно не содержит угрозы причинить вред в будущем.
– И ты даже не считаешь его двусмысленным?
– Нет, Джон, не считаю. Первая часть, конечно, отвратительная, но это не угроза. А вся эта штука в целом – глумление, не более того. По поводу глумления не заводят дел.
– А если Кэтрин не покончила с собой? – спросил Кардинал. – А если ее действительно убили?
– Но ее не убили. Она оставила записку . У нее было определенное прошлое . Те, кто страдает маниакально‑депрессивным психозом, то и дело себя убивают.
– Я знаю…
– Ты видел записку, она написана ее собственным почерком. А потом, я обыскала ее машину. И нашла блокнот на пружинке, в котором она ее писала. Там же нашлась и ручка. Вспомни, ты сразу сказал, что это ее почерк.
– Ну да, но я же не эксперт.
– Никто не видел и не слышал ничего подозрительного.
– Но дом только‑только начали заселять. Сколько человек там живет? Пять?
– Пока купили пятнадцать квартир. Десять из них уже заселены.
– Иными словами, какой‑то город призраков. Какова вероятность, что кто‑нибудь что‑то видел или слышал?
– Джон, мы не нашли никаких следов борьбы. |