- Возможно, что эту проблему удастся разрешить. Я дам вам знать… - Он чуть помедлил. - Что вам предстоит сегодня? Чем вообще заполнены теперь ваши дни?

Воля ответил, что собирается сегодня непременно повидать Риту. Леонид Витальевич посоветовал сделать это в час, когда жители гетто возвращаются с работы. Он объяснил, какой дорогой конвоируют ту партию, в которую входит Рита с сестрою и матерью, где обыкновенно люди замедляют шаг - в Нагорном переулке, взбираясь на холм. Он говорил об этом просто, и встреча с Ритой казалась возможной, достижимой.

- Дважды мне удалось передать ей немного вареной картошки, - сказал Леонид Витальевич, - В третий раз - сорвалось.

- Значит, видели ее?!

Леонид Витальевич наклонил голову.

У Воли сделалось боязливое и в то же время умоляющее выражение лица. «Ну, как она?» - спросил он взглядом.

- Мне показалось, что ее мать более измучена, - скупо ответил Леонид Витальевич.

«Значит, Рита меньше измучена, - лихорадочно успокоил себя Воля, - не так все-таки, как мать…»

И потом, на протяжении долгих часов, отделявших от вечера, он не раз повторял про себя: «Меньше измучена… Не очень измучена…», силясь извлечь хоть что-нибудь утешительное из горькой фразы учителя.

…Весь день - до той минуты, когда он отправился в Нагорный переулок, - Воля провел с Машей.

Он посадил ее к себе на колени, и она села прямо, чинно, не прислоняясь к нему.

- Отвыкла… - обронила Прасковья Фоминична, следя за Машей и Волей.

Она опустила на пол узел с бельем, собранным с кроватей, и медлила уйти, будто забыла о затеянной стирке.

Очень худая кошка - та самая, наверно, что мяукала ночью в темноте, - взобралась на узел с бельем и устало свернулась на нем, прикрыв глаза.

- Она, как беженка, да? - сказала Маша, а Прасковья Фоминична не то ахнула, не то всхлипнула, дивясь тому, как всё дети помнят, и печалясь о том, как много неподходящего запало уже в детскую память.

- Я могу тебе что-нибудь нарисовать, - сказал Воля, когда тетя Паша вышла. (Екатерина Матвеевна просила его развлечь Машу.) Он помнил, что обещал Маше найти бабушку, и понимал, что Маша этого не забыла, но не стал об этом говорить. - Что тебе нарисовать, а?..

Маша чуть заметно пожала плечами.

- Я умею рисовать самолеты, пароходы!.. Белых медведей умею рисовать, волков! - перечислял он с поддельной живостью. - Что угодно тебе могу…

- А что ты лучше всего умеешь рисовать? - спросила Маша.

- Лучше всего дома, - ответил он так, будто это само собой разумелось. - Я ведь хотел поступать в архитектурный…

Маша быстро спросила:

- А можешь мой дом нарисовать? Можешь? В котором я жила…

Воля взял карандаш и принялся точить его.

- Ты мне скажи, где он, дом этот? Сколько в нем этажей?

- В Москве, - ответила Маша. И, не делая промежутков между словами, произнесла скороговоркой, затверженно, как считалку: - Малая Молчановка, восемь, угол Большого Ржевского.

- Вот ты где жила?! - В пору, когда отец служил в Москве, Воля не раз ходил с ним по Молчановке. - Я этот дом, кажется, помню. Я его, по-моему, хорошо помню! Сейчас нарисуем… попробуем нарисовать…

Он представил себе большой, серого камня шестиэтажный дом с целой строчкой римских цифр на фронтоне, с зеркальными стеклами высокого подъезда, со статуями в округлых нишах на уровне третьего этажа, с балконами, балкончиками, «фонарями»… Воля еще не закончил рисунка, когда Маша в волнении закричала, тыча пальцем в бумагу:

- Это наше окно, это было наше окно! - Она провела пальцем по створкам нарисованного окна, коснулась Волиной руки: - А там… то, что за окном, ты нарисуй!.