- А я ведь есть, - проговорил Воля, не сомневаясь в том, что до него сейчас дошли последние слова Риты. - Есть…

В этот день снова произошел разговор майора Аппельта с его молодым другом, и Воля понял этот разговор, не пропустил в нем ни слова и ни слова не забыл.

Опять, как в первый раз, собеседник майора редко подавал голос, так что поначалу казалось даже, будто майор Аппельт говорит сам с собой…

Он признался, что его немного тревожит, - немецкие власти бывают иной раз ненужно жестоки с местными жителями. Подобные действия, он опасается, могут иной раз озлоблять население освобожденных территорий.

- У меня не было и нет сомнений в том, что необходимы твердость и решительность! - продолжал майор так, будто срочно потребовалось сказать об этом, в этом заверить, прежде чем вернуться к тому, что его тревожит. - Разумеется, без решительности и последовательности не удалось бы достигнуть, к примеру, очищения освобожденных территорий от евреев. Но мне известен и такой факт: девочка попадает в гетто, потому что ее сочли похожей на еврейку. После того как были получены доказательства ее нееврейского происхождения, она все же не была отделена от тех, кто подлежал ликвидации… Достойно это сожаления?

Майор сделал паузу, ожидая ответа, но не дождался его.

- Понятно, что подобные частности, так же как наказания за недоказанные проступки, не способны бросить тень на великую идею Нового порядка. И однако, как важно избегать всего, что может умалить авторитет германских властей, армии и нацистской партии! Надеюсь, ты со мной согласен? Ведь я прав?!

- Мне нужно поразмыслить обо всем этом, - отозвался молодой голос. - Честно говоря, это ново для меня.

- Разве о фактах, о которых я упомянул, ты впервые узнаешь от меня? - спросил майор.

- Пожалуй, что да.

- Ты куда-нибудь спешишь?

- Нет, не очень. Но мне еще предстоит сегодня немного поработать.

Вскоре Воля пересказал эту беседу Бабинцу, и тот, прищурясь оценивающе, заметил, что разговор немцев кое в чем, безусловно, показателен. Надо будет и в дальнейшем внимательно прислушиваться к речам майора.

- А по-моему, чем прислушиваться к его речам, лучше его убить, да! Я, например, не хочу больше прислушиваться к его речам!

Бабинец поднял брови.

- Знаешь, о чем можно судить по словам майора?.. - спросил он и улыбнулся той своей улыбкой, которую сам много лет назад назвал тонкой. - О том, что даже у немецких военных хоть и слабо, а все же пробуждается совесть.

- Какая же у него совесть?! - изумился Воля. - Ему просто хочется, чтобы все было по правилам. А правила-то эти какие! И он же за них, дядя Микола!..

- Видишь ли какая штука… - начал Бабинец, намереваясь, вероятно, что-то объяснить.

Воля его перебил:

- Дядь Микола, он же знает, сам говорит, что они убивают тех, кого и по их-то правилам не надо! Знает. А порядок ихний - «новый порядок» - для него все одно лучше всех!

У Воли не хватило дыхания, и он осекся.

- Горячий ты парень, - произнес Бабинец, не совсем понимая, может быть, Волю, но видя его волнение: - Тебе бы гранату, а?..

- Ага! - подхватил Воля и на мгновение весь подался к Миколе Львовичу, как будто ожидал, что тот на самом деле вложит ему в руку гранату, которую он истратит на майора Аппельта.

А тот молодой офицер, с которым майор Аппельт был откровенен, закончив разговор, действительно стал его обдумывать. И, продолжая о нем размышлять, неторопливо приближался к гестапо, где он работал с недавнего времени.

Молодого офицера совсем не интересовало, прав или неправ майор в своих рассуждениях, о чем тот настойчиво спрашивал. Знает Аппельт, штабист, о приказе генерала Кейтеля от 23 июля и спорит с этим приказом или, не зная приказа, рассуждает по-своему - вот что занимало его.