Дело у Валерия было одно: он хотел рассказать о малышах, лазающих через забор. Но он не готовился говорить об этом именно с Андреем Александровичем. Поэтому рассказ его, сдобренный бесчисленными «в общем», получился довольно бессвязным. Он сам чувствовал это и, как всегда, когда «язык слов не вяжет», злился на себя за невнятицу.

Женщина, с которой директор беседовал до его прихода, - вероятно, это была мать кого-то из учеников, - глядела на него сострадательно: трудно было угадать, сочувствует ли она малышам, которым докучают хулиганы, или запинающемуся девятикласснику. А на лице директора все более твердело, прочнело, если можно так сказать, досадливое выражение. Когда Валерий предположил, что малышей, возможно, обирают старшеклассники из их же школы, Андрей Александрович прервал его.

- Думаю, это маловероятно, - сказал он. - Кроме того, не очень хорошо бросать тень на своих товарищей, когда вам не известно ничего определенного.

Валерий представил себе, что со стороны выглядит ябедником, и залился краской.

- Я на товарищей не бросаю, - неловко выговорил он. - Мои товарищи подобным не занимаются.

- Надеюсь, - сказал директор. - Вы, кстати, из девятого «А»?

- Да.

- Ну, вам пока не приходится гордиться своими товарищами, - заметил Андрей Александрович и, не отпуская Валерия, поведал незнакомой женщине, слушавшей их разговор, историю «самовольства» в 9-м «А». - И это произошло в начале урока одной из лучших наших преподавательниц - Ксении Николаевны, - подчеркнул он, делая жест в сторону Ксении Николаевны, которая проверяла тетради за маленьким столом в глубине учительской.

Ксения Николаевна ниже склонилась над чьим-то сочинением.

- Вот чем приходится радовать товарища инспектора, - закончил Андрей Александрович, с укоризной подняв глаза на Валерия. («Так это инспектор вовсе…» - подумал тот.) - Что можете сказать?

Валерий ничего не мог сказать. Он только понял вдруг, что строгость, с которой директор говорил сейчас о самочинстве, - напускная; что директору едва ли кажется ужасным и беспримерным переселение его товарищей на соседние парты. Просто Андрей Александрович хвалится сейчас перед инспектором, но не открыто, а очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его школы - чрезвычайное, то как же замечательна - должен подумать инспектор - эта школа!

Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения Николаевна остановила его:

- Подождите меня, Саблин, одну минуту.

Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В коридоре она сказала:

- Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас вчера остановили эти… удальцы-молодцы?

- А зачем, Ксения Николаевна? - удивился Валерий.

- Как - зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники - узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши - разведаю, что за молодцы такие.

Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о житейском:

- Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно.

- Так я не за себя - за вас, - ответил Валерий.

Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается усовестить хулиганов…

Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу. Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала:

- Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне. …У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не было.