— Мне больно! — заскулила она, снова делая попытки освободиться.

— Больно. Я знаю. Но ты ведь потерпишь? Ты же у меня хорошая девочка. Всегда терпишь. Особенно, если это тебе нужно. Сколько всего терпела, лишь бы женой моей заделаться.

— Что-то ты рано от своей ушел. Выгнала, да? — нервно хохотнула, но Руслан потянул за волосы, и она глухо застонала.

— Мы больше не говорим о ком-то, кроме нас. Я передумал разводиться, Лариса. Пришел сказать, что теперь мы будем вместе, как настоящая семья. Я вернусь к тебе, и мы заживем долго и счастливо, ты ведь этого хотела?

— Ты ненормальный! Что тебе надо? Отпусти меня!

— Отпустить? А как же супружеский долг и великая любовь? Ты мне лучше скажи, Лариса, когда ты с Серым начала трахаться?

Пусть считает, что он ревнует. Так проще и так всегда работает. У женщин есть идиотское мнение, что, если ревнует, значит непременно нужна и любит. В чем-то это является правдой. Только ревность ревности рознь. Беситься можно из-за любой вещи, которую считаешь своей и не намерен её никому уступать. А Лариску он даже своей никогда не считал или вполне мог бы отдать любому другому еще и приплатить, чтоб забрали. Только не сейчас. Сейчас она ему самому нужна. Стащил с нее халат и в сторону откинул, руки ее вверх поднял, сжимая запястья.

— Когда с Серым трахаться начала?

Лариса выгнулась, уже не сопротивляясь, а плотоядно облизывая пухлые губы, и Рус вспомнил, как думал про то, какие они все сейчас не настоящие, и что трахать придется куклу силиконовую, а у него не стоит даже при взгляде на ее округлую грудь. То ли выпил много, то ли наоборот мало, то ли голос Вани в голове мешает.

— А ты думал, я вечно по тебе сохнуть буду, да? Давно начала! Год уже, как сплю с ним. Тебе назло!

Значит и в этом Серый, падла, соврал. Таки имел эту дрянь у себя на квартире. Да, какая теперь разница? Имел и имел. Он уже наказан. Теперь очередь остальных.

А, может, врет, чтоб подстегнуть, когда-то он сам мог играть в такие игры, только сейчас она играла в обычные женские игры, а он делал свой очередной ход в собственной.

— И как? Удовлетворяет? — ноги ей коленом раздвинул, а в висках пульсирует все та же глухая ненависть, и алкоголь по венам шпарит вовсю, они аж дымятся.

— Нееет! Я тебя хочу! Днем и ночью! Я с ума схожу, Руслан, — пытается до губ его дотянуться, а он уворачивается, и грудь ее сильно сжимает, вдавливая Ларису в стену, и понимает, что нет возбуждения — полный ноль.

Пальцами ее имеет, она воет, виляя задом, насаживаясь на них, а его не прет, даже когда она кончает с громкими стонами. Развернул лицом к себе и толкнул на пол.

— Давай, покажи, как с ума сходила.

Смотрит на нее, как ртом работает, чувствует собственную автоматическую реакцию, а внутри тошнота волнами подкатывает. Даже со шлюхами не было так паршиво, как сейчас с ней.

Протащил Ларису через комнату и плашмя на стол животом уложил, она сама ноги раздвинула и прогнулась. Когда вошел в неё, даже не почувствовал ничего, только к себе за волосы потянул и сделал первый толчок.

— Думала обо мне, когда он тебя трахал?

— Думала, — заскулила, поддавая бедрами навстречу, цепляясь за края стола.

— И как? Помогало?

— Неет, — стонет, пытается увернуться от его толчков, но не получается, а он чувствует, как сатанеет от злости и с трудом сдерживается, чтоб не размозжить ей голову об стол этот. Он, кажется, с ума сходит окончательно. Себя со стороны видит и противно. В нем какой-то зверь просыпается и вместе с ним злорадное удовлетворение тем, что все же делает это. Они таки горят. За спиной мосты сожженные потрескивают.