Мэри взглянула на одного, потом на другого.

– Значит, вы обыскивали его комнату, пока он был на треке. И не успел он уйти, как вы опять беретесь за свое. – Она выдернула руку из руки Даннета. – Не дотрагивайтесь до меня. Я сама смогу подняться в свой номер.

Хромая, она пошла дальше без них.

– Это более чем неразумно, – обиженно заметил Даннет.

– Такова любовь, – вздохнул Мак‑Элпайн.

По ступенькам парадной лестницы Харлоу сбежал мимо Нойбауэра и Траккиа. Как обычно, он не перебросился с ними ни одним словом, будто не заметил их. Те, повернувшись, с интересом посмотрели ему вслед. Харлоу шел напряженно, так идут не вполне трезвые люди, которые стараются изо всех сил скрыть это. Все внимание его, казалось, было сосредоточено на собственных ногах. Нойбауэр и Траккиа понимающе переглянулись и кивнули друг другу. Тогда Нойбауэр вошел в гостиницу‑виллу, а Траккиа двинулся следом за Харлоу.

Теплый воздух к ночи стал холоднее, начал накрапывать дождик. Это устраивало Траккиа. Обыватели обычно не выносят никаких атмосферных осадков, и, хотя гостиница‑вилла Чессни была расположена практически в маленькой деревне, прохожие постарались при первых же каплях дождя спрятаться под крышу: возможность потерять Харлоу в людской толпе таким образом исчезла. Дождь продолжал моросить, и неожиданно для самих себя Харлоу и Траккиа, идущий следом за ним, остались одни на улице. Для преследователя Харлоу это представляло некоторую опасность, потому что тот мог в любой момент неожиданно оглянуться и заметить его, но здесь решающим было то, что Харлоу торопливо и целеустремленно шел своей дорогой, не глядя по сторонам. Поняв это, Траккиа смело сократил расстояние, разделявшее их, до десяти ярдов. В поведении Харлоу между тем обнаружилось нечто загадочное. Он вдруг начал спотыкаться, шел по кривой и даже стал покачиваться. Когда они проходили мимо дверей магазина, Траккиа успел заметить в витрине отражение закрытых глаз и трясущейся головы Харлоу. Но внезапно он приободрился, будто одернув себя, и продолжал свой путь хоть и нетвердой поступью, но решительно. Траккиа подошел на еще меньшее расстояние, лицо его выражало презрение и отвращение. Выражение это усилилось, когда Харлоу опять потерял контроль над собой, налетел на угол дома и по кривой его занесло влево.

Оказавшись вне видимости Траккиа, за углом, Харлоу, однако, утратил все явные признаки опьянения и быстро юркнул в первую же подворотню. Из кармана он извлек вещь, которую обычно не носят с собой гонщики – переплетенную в кожу дубинку с петлей для руки, нечто вроде кистеня. Харлоу сунул руку в петлю и затаился.

Он ждал совсем недолго. Едва Траккиа свернул за угол, как его лицо утратило презрительное выражение, потому что он увидел пустынную слабоосвещенную улицу. В замешательстве он ускорил шаг и буквально через мгновение оказался возле подворотни, где поджидал его Харлоу.

Гонщик на Гран При должен обладать чувством времени, аккуратностью и глазомером. Все это у Харлоу было развито в высшей степени. К тому же он был в отличной форме. Траккиа сразу потерял сознание. Даже не взглянув на него, Харлоу перешагнул через распростертое тело и бодро продолжал свой путь. Только теперь его маршрут изменился. Он прошел в обратном направлении с четверть мили, повернул влево и оказался на стоянке транспортеров. Так что, когда Траккиа придет в себя, он наверняка не будет иметь ни малейшего представления о том, куда шел Харлоу.

Джонни свернул к ближайшему транспортеру. Даже теперь, в дождь и темень, на нем без труда можно было прочитать надпись «Коронадо», сделанную двухфутовыми золотыми буквами. Он отомкнул дверь, вошел внутрь и включил сильный свет, которым пользовались механики при работе с точной техникой. Здесь не было необходимости использовать красный свет, осторожничать и опасаться: ведь никто не стал бы возражать против права Харлоу находиться в транспортере, ему принадлежащем.