Её прибытие во Францию пытались хранить в секрете. Но в современном мире невозможно было всерьёз надеяться скрыть перемещение такой примечательной личности, как Саша Тёрнер, легендарная капитан «Пегаса», за две недели до её отбытия в далёкий космос.

— Мэм, по всей видимости, произошла утечка, — серьёзным тоном объяснил ей один из телохранителей, пока его коллега подошел пообщаться с жандармами.

Она могла видеть, как телохранитель недовольно указывает пальцем на назойливых дронов, а жандарм безучастно разводит руками, очевидно, имея в виду, что в Европе никому не запрещено использовать малые беспилотные летательные аппараты в публичных местах. Было заметно, что отказать возмущённому охраннику в его просьбе доставило французскому полицейскому удовольствие.

— Похоже на то, — ответила Саша, довольно безучастно глядя в объектив снимающего её карликового летательного аппарата, похожего на стрекозу-переростка.

— Вам не о чем беспокоиться, мэм. К сожалению, мы не имеем права запретить зевакам ошиваться тут и использовать дроны на улице. Но мы круглосуточно будем дежурить у дома вместе с французскими правоохранителями. Если кто-либо из этих людей начнёт проявлять хотя бы малейшие признаки агрессии, или если любые объекты вторгнутся в воздушное пространство над частной территорией ваших родных, мы немедленно примем меры.

— Всё это меня не беспокоит, — прервала его Саша, удивляясь, каким усталым кажется её голос. — Я могу идти?

— Разумеется. Желаю вам прекрасно провести время, мэм.

Бабушка Лара ждала её около приоткрытой калитки в арке каменного заборчика, окружающего дом. В первый миг Саша не узнала её. В её памяти запечатлелся образ деятельной и энергичной женщины, чья неуёмная энергия и житейская мудрость делали её истинной хозяйкой дома и главой семьи, как бы ни хорохорился гордый дед Эмиль. Та женщина следила за собой, пыталась идти в ногу со временем, и сильно обиделась бы, если бы внучка назвала её «бабушкой», а не по имени. Однако прошедшей осенью Ларе исполнилось 98 лет — слишком много, даже в развитой стране в XXII веке, чтобы столь почтенный возраст возможно было скрыть.

Морщины на темнокожем лице давно стали слишком многочисленными, чтобы с ними был смысл бороться. Во рту почти не осталось собственных зубов, а на голове — волос. Но вездесущая Лара не смущалась из-за того, что не в силах была изменить. Она ловко прикрыла седую проплешину красивым синим платком и бойко улыбалась внучке сверкающей белизной искусственной челюсти.

— Боже, ну наконец-то! — громко воскликнула бабушка по-французски, от волнения прижимая руку к своей огромной груди.

Миг спустя Саша уже была в её объятиях, вдыхая запах старости, смягченный духами с ароматом лаванды, которыми эта неунывающая женщина не забывала пользоваться до сих пор. Трогательную сцену поспешили запечатлеть с разных ракурсов дроны, продолжающие назойливо жужжать у них над ушами. Но в тот миг это никого не волновало.

— Дорогая, ты уж прости, но дед тебя не дождался. Прикорнул. Он у нас совсем уже обленился! Каждый Божий день устраивает себе на пару часов сиесту, будто всё остальное время трудится, не покладая рук, а не сидит сиднем в своём кресле! Но доктора говорят, что это ему полезно. Так что я его не ругаю. Всё-таки он уже три года, как столетие разменял, Эмиль-то мой. Ну, давай же, пойдём в дом!

Осиротев, Саша провела пять лет под опекой бабушки с дедушкой в этом самом доме. Она даже успела окончить младшую школу тут, в Карри-ле-Руэ, прежде чем переехать в Женеву, где дядя подыскал ей среднюю школу получше (это оказался первый переезд из очень многих). С тех пор она бывала здесь нечасто, но не реже раза в год, вплоть до 2120-го, когда её пребывание во Франции сделалось невозможным.

Дом остался почти таким же, каким представал в первых сознательных воспоминаниях Саши.