— Не знаю, что и делать, — с сомнением проговорил каган.

— Принять иудаизм, — сказал Абадия.

— Но об этом узнают другие.

— Незачем всем говорить, что ты стал иудеем. Пусть об этом знают только иудеи.

Каган повеселел.

— Ну, если так, то можно.

Через три дня каган был обращен в иудаизм.

Глава 110

Проводив Полыню, Дубыня пробежался по стене до следующей башни и предупредил всех встретившихся, чтобы они брали свои семьи и подходили к воротам.

Вернувшись, он увидел, что засовы с ворот были сняты и дружинники были готовы выходить.

Колонну возглавлял князь и дружинники — они были на конях и в тяжелых доспехах. Они должны были тараном проломить переднюю линию хазар, если те встретятся.

За ними — княгиня с княжичем, семьи дружинников и старшин на телегах. Тут же женщины и дети простых людей — те, что еще могли передвигаться. По бокам и сзади колонну защищали пешие ратники в легкой броне.

Дубыня взял щит, копье и топор и поспешил пристроиться к строю пеших ратников, поближе к княжеской дружине.

Подошел и Полыня. Его лицо в темноте казалось черным. Он нашел Дубыню и коснулся его плеча.

— Дай мне встать рядом.

— Где жена? — спросил Дубыня, освобождая место.

— Она умерла, — сухо сказал Полыня и отвернулся, скрывая слезы.

Дубыня ничего не понял, но разговаривать было некогда — заскрипели открывающиеся створки ворот, и дружинники молча двинулись в пахнущую сыростью и дымом ночь.

Шли без факелов, поэтому было так темно, что Дубыня с трудом различал идущего впереди. Его спина, то была видна, то пропадала, лишь звон оружия да тяжелое дыхание свидетельствовали о том, что он недалеко.

Боясь отстать, Дубыня невольно перешел на бег и натолкнулся на спину впереди идущего, тот что-то буркнул неразборчивое и ускорил шаг.

Полыня сопел рядом, но не отставал.

— Темно, хоть глаз выколи, — сказал он.

— Зато хазары нас не видят, — сказал Дубыня и снова уперся на резко остановившегося идущего впереди ратника.

— Что там? спросил Дубыня.

— Копья наизготовку! — разрезал ночь истошный крик.

Дубыня поспешно опустил копье рядом с плечом переднего ратника. Тут же, как по сигналу, послышался рев трубы, ржанье коней и крики хазар.

Солнце показало край над степью, и Дубыня увидел впереди черную полосу. Присмотревшись, он догадался, что это выстроившееся войско хазар.

— Мы попали в ловушку, — тихо проговорил Полыня.

— Наверно, у князя есть какой-то замысел, — сказал Дубыня и повторил: — Должен быть.

— Мы сейчас умрем, — сказал Полыня. — Это хорошо, потому что я не могу жить, зная, что моя жена умирает от жажды или замучена хазарами.

— Разве она не умерла?

— Для меня — умерла.

Дубыня крепко сжал копье.

— Проклятие!

— Но прежде я убью десяток хазар, — сказал Полыня.

Впереди послышался новый сигнал, и строй хазар густой и прочный, точно земляной вал, медленно двинулся в сторону беловежцев.

— У хазар длинные копья, и к ним тяжело будет пробиться, сказал Дубыня.

— Держать строй! — закричал кто-то.

Дубыня с трудом догадался, что это кричал воевода Тур. Но его команда приободрила Дубыню, и он стал высматривать, как протиснуться сквозь копья хазар.

Наконец строй хазар приблизился к беловежцам так близко, что острия копий разделяло расстояние не больше ладони.

Чтобы столкнуться, оставался последний сигнал.

Солнце поднялось, стало светло, и Дубыня уже видел, что они были окружены и прижаты к Дону. В темноте воевода сумел каким-то чудом развернуть строй так, что женщины и дети оказались в кольце ратников.