Когда Отер закончил рыдать, Унгнад холодно проговорил:

— Они приняли решение. Они не ушли совсем, они только перешли к своему законному конунгу.

Отер покраснел, он понял на что намекал Унгнад.

— Но не он собрал наше войско.

— Мы все равно шли, чтобы присоединиться к войску конунга Готлиба. Так что ничего не изменилось, — сказал Унгнад.

— Изменилось, — сказал Отер.

— Что? — спросил Унгнад.

— Готлиб потерпел поражение в войне со славянами и остался без войска, — сказал Отер.

— Со всяким это бывает, — сказал Унгнад.

— Он теперь потребует главенства над войском, — сказал Отер, вытирая слезы с глаз.

— Пусть. Он конунг, и потому должен быть главным, — сказал Унгнад.

— Да, но теперь нам придется договариваться с Готлибом, — сказал Отер.

— Ну и что? — спросил Унгнад.

— Он будет раздавать награды своим, а вас держать в черном теле, — сказал Отер.

— Сейчас главное захватить эту землю. Без Готлиба и его данов нам это не удастся. Потом разберемся кто будет любим, а кто гоним, — сказал Унгнад.

Остальные командиры, хотя и молчали, однако по их лицам было заметно, что они скорее поддерживают Унгнада, чем Отера, и это сильно расстроило Отера.

Глава 30

Готлиб мог спокойно завтракать — отныне будущее казалось ему гораздо светлее, чем всего лишь пару часов назад.

Его завтрак был довольно скуден — жареная курица и немного засохшего хлеба — чтобы прожевать этот хлеб, его следовало размачивать водой или вином.

При этом конунгу подали самую лучшую еду, которая нашлась в войске.

Жуя хлеб, Готлиб с ностальгией вспомнил невероятно вкусные блюда, что готовили повара словенского князя.

В разгар завтрака появился Харальд и сообщил, что пришел урмянин и просит его принять.

— Просит? — усмехнулся Готлиб.

— Просит, — ухмыляясь, сказал Харальд.

— И спеси у него убавилось?

— А куда же ему деваться?

— Ну, тогда пусть заходит, — сказал Готлиб, но завтрака не прервал, ему хотелось наглядно показать рыбаку, возомнившего себя едва ли не конунгом, его место.

Харальд сказал охране у входа, и Отера пропустили в шатер.

Войдя в шатер, Отер заметил скудность завтрака конунга, но вида не подал. Сейчас ему ни к чему было сердить Готлиба.

Поклонившись, он смиренно проговорил:

— Конунг, я хотел бы с тобой переговорить.

Готлиб сделал глоток вина и сказал:

— Рыбак, твои желания для меня не имеют значения, важно, что я желаю.

Отер покраснел и поправился:

— Конунг, позволь с тобой переговорить.

Готлиб откусил кусок от бедра курицы и стал жевать мясо.

Прожевав, Готлиб, показывая куриное бедро, сказал:

— Видишь, я конунг, но я ем то, что едят и мои воины. Не потому что у нас нет лучшей еды, а потому что я не стою над своими дружинниками, а один из них. Я всего лишь первый из них. А вот ты пытался встать надо всеми. Я не виню тебя — ты всего лишь рыбак. Волею судьбы ты смог набрать людей, но это не войско, это всего лишь шайка разбойников.

— Однако половину из них ты все же взял в свое войско, — едко заметил Отер.

— Взял, — невозмутимо сказал Готлиб. — Я конунг, и людей, которые мне служат, ценю за преданность мне. А выполняя мои приказы, они уже не разбойники, а мои слуга.