Ей хорошо говорить, ее жизнь баловала: ей не приходилось спать в нетопленой каморке, есть в душной общей комнате под вопли радио; не приходилось думать об экзаменах или о том, как достать работу, или где добыть денег на новый костюм; даже ее трогательная манера по-детски присюсюкивать была роскошью, которую не могли позволить себе девушки из рабочей среды. Мне хотелось выкрикнуть все это ей в лицо, но она бы не поняла, и потом при ней я не мог быть самим собой. Я чувствовал, что у нее сложился определенный образ Джо Лэмптона и я во всем должен следовать ему.
Жалость «к себе и сознание классовых различий не вязались с этим образом. Вот Элис это понимала, хоть и всячески издевалась над моим глупым самолюбием. Правда, Элис обладала достаточным житейским опытом и знала, что человек – существо ложное, знала, что надо принимать меня таким, каков я есть, а не требовать от меня качеств, которые ей нравятся. Но ведь и я тоже видел в Сьюзен не прото Сьюзен, а девушку категории № 1, дочь фабриканта, с чьей помощью я могу проникнуть в волшебную пещеру Аладина, где скрыто все, что манит меня в жизни; она же видела во мне идеального возлюбленного и человека, с которым приятно проводить время,- страстного и нежного, загадочного и бесконечно мудрого.
Возможно, Сьюзен приняла бы меня со всеми моими недостатками, потому что она была по уши в меня влюблена,- больше того, возможно, если бы я повел себя не так, как ей нравилось, это помогло бы мне еще больше подчинить ее себе. Но рисковать я не мог.
– Я очень застенчив,- сказал я.- Я знаю, это звучит смешно, но я не верил, что могу понравиться настолько, чтобы девушка разрешила мне поцеловать себя.- Я взял ее за руку.- Я знаю, детка, это звучит смешно, но что поделаешь. И потом… возможно, я немножко тщеславен. Мужская самоуверенность… С одной стороны, мне кажется, что я самый некрасивый человек на свете, а с другой – что я совершенно замечательный. Такой замечательный, что не могу получить отказ.- Я немножко отодвинулся от нее и закурил сигарету.- О господи, до чего же я сам себе противен! Боюсь, что ты связалась с очень странным субъектом.
Я говорил, а ощущение у меня было такое, что я повторяю чьи-то чужие слова, не имеющие ко мне никакого отношения. Да они и в самом деле не имели ко мне никакого отношения: хоть я испытывал большую нежность к Сьюзен – она была доверчива, словно ребенок,- думал я прежде всего о том, как успешнее провести давно задуманную операцию.
– Какие красивые у тебя руки,- сказала Сьюзен, целуя меня в ладонь.- Широкие и сильные.
– И очень гадкие. Когда Сьюзен рядом, они так и норовят забраться куда не следует.
– У-у, какой гадкий Джо! И руки тоже гадкие.. Только очень теплые, теплые, как свежие булочки. Какой же ты чудесный, самый чудесный челрвек на земле! И совсем не странный! Совсем как все остальные мужчины.
– Ну, положим, они не такие.
– Ах ты, глупыш! Конечно, такие. Вот видишь, теперь я чувствую себя очень старой и умудренной опытом.
Ее руки были холодны, как лед.
– Надо уходить,- сказал я.- Ты совсем замерзла.
– Нисколечко не замерзла,- возразила она.- Мне никогда не бывает холодно с Джориком.
– Какая ты милая, Сьюзен,- сказал я.- Я постараюсь, чтоб тебе всегда было тепло.
Но ведь сейчас не лето.
– А мне все-таки ничуть не холодно!
– Не спорь. Не то я поколочу тебя.
– Это будет только приятно.
Я подал ей руку, помогая подняться. Она встала на цыпочки и прижалась щекою к моей щеке.
– Джо, ты правда любишь меня?
– Ты знаешь, что да.
– А сильно?
– На сто тысяч фунтов,- сказал я.- На сто тысяч фунтов.
17
Хойлейк улыбнулся ослепительной улыбкой, обнаживщей все его вставные зубы. |