Видимо, Маджа Патунга тоже спросила свой Голос о восстановлении озарений и получила неутешительный для себя ответ. Сунув тяжёлое копьё за спину, приказала нам:

— Бежим отсюда!

Она и Инар развернулись и помчались к той дыре в крыше, через которую мы сюда выбрались. Мне бежать не надо, я и так был почти рядом.

Гракк, потративший все свои силы на вспышку «Подавления Света», сделался вялым. Опустив башку и лапы, он покачивался словно обкуренный. Вероятно, в этот момент он наиболее уязвим! Поэтому зверя тут же окружила часть низких, прикрыв щитами.

Но нам было не до гракка. Остальные низкие, воодушевлённые тем, что мы потеряли все озарения, бросились в атаку, размахивая копьями и топорами.

Отступление — самый разумный выбор. Хотя бы даст нам время переждать, пока озарения не восстановятся.

Всё бы ничего, но Эхна! Глухонемая девушка, конечно, не слышала приказа. И не видела, что мы отступили. А Внутренний Голос почему-то не подсказал ей.

Эхна самозабвенно размахивала мочи-кой: обрубала острыми шипами направленные на неё копья и отбивала плоским древком стрелы.

Уже двое низких бойцов корчились у её ног, обагряя крышу своей кровью и раскидывая по ней внутренности. Такое уж свойство у её мочи-ки — удобно вспарывать людей от пупка до горла, выпуская из них кишки, как пух из подушки.

Но чёрная обмотка на теле Эхны больше не защищала от уколов. Во многих местах ткань порвалась, в разрывах блестела кровь.

Лучники на крыше акраба выпустили в нас ещё один поток стрел. Одна попала в Эхну: пробив кожаный наплечник, застряла в плече. Девушка успела перебросить мочи-ку в левую руку и продолжила бой.

— Поглоти её грязь, — выругалась Маджа и развернулась. — Возвращаемся!

Я взял наизготовку мочи-ку и помчался вместе со всеми на помощь Эхне.

Навыки боя оружием без озарений, которые нам вдалбливали в Доме Опыта, придутся очень кстати.

* * *

Низких бойцов осталось человек десять. Пятеро охраняли скулившего и мотавшего башкой гракка. Ещё трое тыкали копьями ослабевшую Эхну. Девушка всё хуже отбивала удары. Остальные низкие или валялись мёртвыми или, волоча внутренности, ползли в сторону каменного акраба, оставляя на металле ветролома блестящие полосы крови.

Лучники почему-то ушли с крыши акраба.

Мы и низкие столкнулись.

На меня пришлось двое противников, на Маджу — четверо. Остальные окружили Инара — парень отчаянно махал топором, не давая приблизиться к себе.

«Адреналин в моей крови зашкаливал», — так часто говорила моя девушка, рассказывая о полётах на параплане. И я ненавидел её фразы с упоминанием адреналина. Будто она сдавала кровь на анализы и делала замеры.

Но только этой фразой можно передать моё состояние сейчас. Ведь это моя первая настоящая битва. Не считая случая, когда я усыпил воров граней. Но то была не битва, а скорее попытка бегства.

Мои руки и пальцы, обмотанные потерявшей озарения защитной тканью, промокли от пота. Холодный ветер свистел в ушах, забираясь под помятый шлем. Но даже сквозь ветер я различал такие мелочи, как скрип мокрой ткани по рукоятке мочи-ки, стук моих кожаных сандалий по железу и тихие всхлипы низких людей, которые даже сейчас, замахиваясь на меня копьями, продолжали шептать в трансе: «Хракка-а-ак, хракка-а-ак…» Но уже не так бодро.

От первого тычка копьём я увернулся. Копьё второго низкого воткнулось мне в икру. Защитная ткань хоть и потеряла свои озарения после «Подавления Света», но частично смягчила удар. Разорвав обмотку, наконечник копья надсёк кожу.

Как на тренировке с манекенами, я пригнулся и крутанул мочи-кой, захватив в её изгиб колено противника. Со всей силы дёрнул. Если бы мой «Тяжёлый Удар» был активен — срезал бы ногу низкого вместе с костью, как сорняк серпом.