Каля вскочила и хотела что-то сказать, но сидевшая рядом Галя Нехорошева дернула ее, и Каля села.

— А Нечипоренко, который во время письменных контрольных держится левой рукой за сучок в парте, разве не превращает сучок в фетиш? (Шум в классе.) Только фетиш этот очень слабый, не спасает его от двоек. Надо поискать более могущественный…

Класс разразился оглушительным хохотом, смеялись даже и названные мною фетишисты, а Колька исподтишка показывал мне кулак.

— А я думаю, — продолжал я, когда ребята успокоились, — что хорошим фетишем мог бы оказаться учебник, если его с толком читать дома перед контрольной или экзаменом…

Васька Таратута крикнул, чтобы я рассказал про пустые ведра.

— Я сказал, что для темных, верующих людей полные ведра казались предвестием изобилия и всяких благ, а пустые, наоборот, предсказывали неурожай, голод и прочие беды. Но ведь смешно же в наше время, в век тракторов и комбайнов, верить в то, что, если Кирилл Семенович Таратута, отправляясь в поле на своей машине, встретит бабку Шигонаиху с пустыми ведрами, от этого в районе будет неурожай!

Когда я кончил, долго хлопали и ребята и учителя.

Потом стали выступать ребята. Первой взяла слово Каля Губина и сказала, что она, конечно, не фетишистка, но пусть тогда докладчик (то есть я) объяснит, почему же она в желтых тапочках отвечала хорошо, а в черных полуботинках срезалась?

Я сразу как-то растерялся и этого факта объяснить не мог. Тогда меня выручил Иван Фомич. Он растолковал это так. Когда Губина пришла в школу с хорошо выученными уроками, случайно вышло так, что она была в желтых тапочках. Вот ей и показалось, что желтые тапочки счастливые. Уверенность при ответе — большое дело. Но когда Каля случайно пришла в черных полуботинках, то растерялась, потому что забыла надеть желтые тапочки, и из-за этого ответила на двойку, хотя, быть может, знала урок не хуже, чем всегда. Только так можно научно объяснить действие фетишей — счастливых тапочек и платьев.

Манька Кукушкина решила защищать несчастливые свойства числа 13, но Иван Фомич легко разбил и ее доводы.

Иван Фомич предложил поблагодарить меня за хороший, содержательный доклад, и мне еще раз похлопали.

Когда почти все ребята разошлись, ко мне подошла Каля Губина. Я думал, что она опять заведет разговор про фетишизм, но Каля неожиданно спросила, написал ли я пьесу.

Вот тебе и раз! Я про пьесу совершенно забыл и честно признался в этом. Каля дала мне три дня сроку и сказала, что, если я не напишу, она будет говорить обо мне на совете отряда, как срывщике важного планового мероприятия.

Я понял, что меня за это Анка не помилует, и стал жаловаться, что не знаю, о чем писать.

— А вот же прекрасная тема… про эти самые фетиши! — сказала Каля. — Хоть меня изобрази, я не обижусь! А себя играть мне даже легче будет!..

И Каля, повернувшись, убежала.

Сюжет для сценки у меня теперь был, но я пошел домой прямо какой-то обалделый. Мне казалось неловко выводить Калю на посмешище, особенно после того, когда она сама так великодушно предложила это сделать.

Дорогой я нашел решение. Сюжет, который предложила Каля, я возьму и даже назову сценку «Фетиш», но главным героем будет мальчик, и фетиш будет другой, и все обстоятельства другие.

После этого у меня стало очень легко на душе.

17 октября.