Простолюдинокъ набралось сюда многое множество; якмакъ, или кисейный подборникъ, который надѣваютъ онѣ, придаетъ удивительное однообразіе ихъ лицамъ; видны только носы и глаза, по большой части, хорошо устроенные. Милыя Негритянки носятъ также бѣлыя покрывала; но онъ не слишкомъ заботятся о томъ, чтобы скрыть добрыя черныя свои лица; вуали оставляютъ онъ на произволъ вѣтра и свободно смѣются. Вездѣ, гдѣ только случалось намъ видѣть Негровъ, они кажутся счастливыми. У нихъ сильно развита привязанность къ дѣтямъ. Малютки, въ желтыхъ канифасныхъ кофточкахъ, весело болтаютъ, сидя на плечахъ у нихъ. Мужья любятъ своихъ черныхъ женъ. Я видѣлъ, какъ одна изъ нихъ, держа ребенка на рукахъ, черпала воду для утоленія жажды маленькаго оборваннаго нищаго, — кроткая и трогательная картина милосердія въ образѣ черной женщины.

Было сдѣлано около ста выстрѣловъ съ эспланады, выходившей на Босфоръ, для предупрежденія правовѣрныхъ, что повелитель ихъ выступилъ изъ лѣтняго дворца, и садится въ яликъ. Наконецъ показался и яликъ; музыканты заиграли любимый маршъ султана; къ берегу подвели верховую лошадь, покрытую чапракомъ; евнухи, толстые паши, полковники и гражданскіе чины окружили султана, возсѣвшаго на коня. Мнѣ пришлось стоять отъ него очень близко. У него черная борода и прекрасное, лицо; блестящіе глаза его обведены темными кругами, блѣдныя щеки впали. Но красивое блѣдное лицо очень умно и привлекательно.

Когда султанъ шелъ въ мечеть, къ нему, черезъ головы жандармовъ, полетѣли просьбы со ступенекъ эспланады, на которыя взгромоздилась толпа. Раздался общій крикъ, требующій правосудія, и сквозь толпу, размахивая исхудалыми руками и завывая жалобнымъ голосомъ, ринулась впередъ старуха, въ рубищѣ, съ открытой, изсохшею грудью. Никогда не видалъ я болѣе трагическаго отчаянія и никогда не слыхалъ звуковъ, жалобнѣе ея голоса.

Лѣтній дворецъ построенъ изъ дерева и мрамора; ворота и рѣшетка его обременены странными орнаментами; надъ портиками блестятъ золоченые кружки, изображающіе солнце; длинный рядъ оконъ, темнѣющихъ надъ водою, прикрытъ желѣзными рѣшетками. Это, сказали намъ, гаремъ султана; и дѣйствительно, плывя мимо оконъ дворца, мы слышали шопотъ и смѣхъ внутри комнатъ. Любопытство овладѣло нами. Крѣпко хотѣлось мнѣ взглянуть хоть въ щелочку на этихъ удивительныхъ красавицъ, которыя поютъ подъ звуки тимпана, плещутся въ фонтанахъ, пляшутъ въ мраморныхъ залахъ или дремлютъ, развалясь на золотыхъ подушкахъ, тогда какъ нарядно одѣтые Негры подаютъ имъ трубки и кофе. Но это любопытство было уничтожено воспоминаніемъ о страшномъ разсказъ путешественниковъ, увѣряющихъ, что въ одной изъ самыхъ изящныхъ залъ дворца есть подъемная дверь, заглянувши подъ которую, вы можете видѣть воду Босфора, куда погружаются иногда въ холстинныхъ мѣшкахъ несчастныя красавицы. Когда опустится на минуту приподнятая дверь, танцы, пѣсни, куреніе и хохотъ снова начинаются попрежнему. Говорятъ, что вынуть изъ воды такой мѣшокъ считается уголовнымъ преступленіемъ. Въ тотъ день, когда мы плыли мимо дворца, я не видалъ ни одного мѣшка, по-крайней-мѣрѣ на поверхности воды.

Мнѣ очень нравится общее стремленіе нашихъ путешественниковъ выставить на показъ хорошую сторону турецкой жизни и разрисовать яркими красками нѣкоторыя изъ обычаевъ мусульманъ. Знаменитый авторъ «Пальмовыхъ Листьевъ» (Palm-Leaves), имя котораго славится подъ финиковыми деревьями Нила и произносится съ уваженіемъ въ шатрахъ Бедуиновъ, трогательно описалъ родительскую любовь Ибрагима-паши, который отрубилъ голову черному невольнику за то, что тотъ уронилъ и изувѣчилъ одного изъ сыновей своего повелителя.