Царственныя усыпальницы служатъ мѣстомъ для молитвы благочестивыхъ мусульманъ. Тамъ горятъ лампады и лежатъ списки корана. Проходя по кладбищу, вы непремѣнно увидите Турокъ, которые, сидя на скамьяхъ, воспѣваютъ строфы изъ священной книги, или совершаютъ омовеніе въ водоемахъ, готовясь приступить къ молитвѣ. Кажется, христіанъ не пускаютъ во внутрь этихъ мавзолеевъ: имъ позволено только глядѣть сквозь рѣшетку оконъ на гробницы усопшихъ монарховъ, дѣтей и родственниковъ ихъ. Узкіе саркофаги обставлены съ обѣихъ сторонъ большими свѣчами и прикрыты богатыми покровами. Въ головахъ возвышаются надгробные камни съ золотыми надписями; при женскихъ гробницахъ, дополненія эти просты и мало отличаются своей формою отъ памятниковъ нашихъ кладбищъ; но тѣ изъ нихъ, которыя поставлены надъ прахомъ мужчинъ, украшены чалмами и фесками. На камнѣ Махмуда блеститъ кисть, дополняющая головной уборъ новой формы султановъ.

Въ этомъ грустномъ, но блестящемъ музеумѣ замѣтилъ я двѣ маленькія гробницы съ красными фесками, прикрытыя также царскими покровами. Не помню, были ли тутъ свѣчи; но потухшее пламя краткой жизни не имѣло надобности въ нѣсколькихъ пудахъ воска для своего олицетворенія. Подъ этими саркофагами покоятся внуки Махмуда, племянники нынѣ царствующаго султана, дѣти родной сестры его, жены Галиль-паши. Теперь лежитъ и она подлѣ двухъ маленькихъ фесокъ.

Любовь къ дѣтямъ развита здѣсь въ высшей степени. На улицахъ Константинополя вамъ то и дѣло попадаются Турки съ своими маленькими, но пресерьозными сынишками, въ красныхъ шапочкахъ и широкихъ шараварахъ; въ игрушечныхъ лавкахъ такая суматоха, какой не найдешь въ любомъ европейскомъ городѣ. Въ Атмеиданѣ, хотя и стоитъ тамъ бронзовая колонна змѣй, перенесенная, по словамъ Моррея, изъ Дельфъ, я занимался больѣе толпами играющихъ дѣтей, нежели этой древностью, которую проводникъ мой, наперекоръ Моррею, признавалъ змѣемъ, воздвигнутымъ въ пустынѣ, по выходѣ Израильтянъ изъ Египта. Тамъ любовался я на маленькихъ Турчатъ, катавшихся въ пестрыхъ арбахъ, или раскрашенныхъ кареткахъ, которыя нанимаются въ Константинополь для дѣтскихъ прогулокъ. Мнѣ и теперь представляется одна изъ нихъ: зеленый, овальный кузовокъ, изъ окна котораго, окруженнаго грубо-нарисованными цвѣтами, выглядываютъ двѣ смѣющіяся головки, эмблемы полнаго счастія. Старый, сѣдобородый Турка везетъ эту каретку, а за нею выступаютъ вдвоемъ: женщина, въ якмакѣ и желтыхъ туфляхъ, и Негритянка, съ своей обычной улыбкою. Это нянька дѣтей, и на нее-то весело посматриваютъ изъ окна двѣ маленькія головки. Босоногій, толстый мальчишка завистливо глядитъ на эту арбу: онъ слишкомъ бѣденъ, а хотѣлось бы и ему покататься въ ней съ своимъ тупорылымъ щенкомъ, котораго держитъ онъ на рукахъ, какъ наши дѣвочки игрушку.

Окрестности Атмеидана чрезвычайно живописны. На дворѣ и вокругъ ограды мечети стоятъ палатки, въ которыхъ Персіяне торгуютъ табакомъ и сластями; превосходный сикоморъ ростетъ посреди отѣняемаго имъ фонтана, стаи голубей сидятъ по угламъ ограды, и здѣсь же, у воротъ, продается ячмень, которымъ добрый народъ кормитъ ихъ. Съ Атмеидана открывается прекрасный видъ на Софію, тутъ же стоитъ мечеть султана Ахмета, съ прекрасными дворами, деревьями и шестью бѣлыми минаретами. Это превосходное зданіе особенно поражало меня своимъ величіемъ. Христіане смѣло могутъ смотрѣть во внутрь его сквозь рѣшетку оконъ, не опасаясь оскорбленій. Заглянувши туда, я увидѣлъ нѣсколько женщинъ, сидѣвшихъ на цыновкахъ; посреди ихъ расхаживалъ мулла и говорилъ съ большимъ жаромъ.