|
— Только почему я один этим занимаюсь?! Пусть белокосый тоже топориком помашет! — У него работа тяжелее, — вступилась за Алька девушка. — Вон как умаялся, до сих пор спит. — А у меня почетнее, — ревниво заметил Жар. — Какой идиот тебя вообще туда взял? — поинтересовался проснувшийся наконец саврянин. — Он слепой, что ли? Не видел, что перед ним законченный ворюга? — Я сам ему это сообщил, — невозмутимо признался парень. — И?! — И сказал, что раскаялся и хочу замолить грехи усердным служением Хольге. — Жар сделал такие большие и честные глаза что в его искренности усомнился бы разве что путник. — А ты раскаялся? — уточнила Рыска. В друга-то она верила, но при этом слишком хорошо его знала. — Еще как! — прочувственно заверило ее «духовное лицо», касаясь лба в знак преданности Хольге. И тут же отломило кусок сот и засунуло в рот. — Молеф рафтфогался, рефыл, что это фнак фудьбы, и тут же нарек меня своим помощником. Забавный старикан, не то что наш придурок из вески. Вроде как и Богине искренне служит, но и о земной жизни не забывает. Без рясы нипочем не догадаешься, что молец. — И чем ты там занимаешься? — Саврянин подошел к ведру с водой, зачерпнул и начал жадно пить. Несмотря на распахнутые окна, эта ночь выдалась жарче прежней, а Рыска утром еще печку растопила, чтоб завтрак сготовить. — У чаши с пожертвованиями стою, слежу, чтоб только клали, — начал гордо перечислять Жар. — Коптилки зажигаю. Свечку держу. Пою. — Поешь?! — поперхнулся Альк, облив грудь. — А чего? У меня хороший голос, — обиделся вор. — Слыхал я твой голос, когда вы с лесорубами «Девку в камышах» орали. — И что? — Им же только покойников будить! — Во-во. Служба-то длинная, нудная, да еще в такую рань… — Жар сам зевнул. — А свечку зачем? — недоуменно спросила Рыска. — Наш молец сам ее держал. В левой руке посох, в правой свечка, я помню. — Ну а у этого рука только одна, — огорошил ее друг. — И ты не догадываешься почему? — Альк отер капли с подбородка, поставил кружку обратно на полочку. — Догадываюсь, — беспечно сказал вор. — И что? У каждого ремесла свои печали. На себя погляди! Саврянин отвернулся (Рыска успела заметить, как у него стиснулись челюсти) и, не спеша завязывать пояс, вышел во двор. Жар метко, через всю кухню, сплюнул жеваный воск в помойное ведро. — Теперь-то что не так? — обиженно спросил он у подруги, почувствовав ее настроение. — Тебе тоже мой голос не нравится? — Нравится-нравится, — поспешно заверила его Рыска. — Только… мне казалось, что для такой работы прежде всего вера нужна. — Ха! Веры у меня хоть отбавляй, но кушать же тоже что-то надо. — Надо, — грустно согласилась девушка. — Просто… странно это все. У нас в веске по-другому. Если верят, то всей душой. Без оглядки на еду. — Ничего, привыкнешь, — уверенно сказал Жар. — Я в Макополе тоже поначалу чувствовал себя как Хольга в «курятнике». |
