|
Он и не думал доносить на одновесчанина, но от его искреннего испуга стало противно. — Ну, Цыка, миленький… — еще больше испугался мужик. — Да отстань ты от меня! Ничего я не слышал и дальше хочу. Колай наконец заткнулся, и дальше работали в тишине, перебрасываясь словами только по делу. Закат уже густо позолотил воду, когда впереди заволновались, повставали. — Саврян поймали! — передали по цепочке. — Которые сено забирать приехали, по холодку, хе-хе. Сейчас знаменный с ними разбираться будет. Поглядеть на это захотелось всем. Тсецы, как ни странно, не ругались, а сами потянулись на остров вместе с работниками. Для знаменного уже успели поставить шатер, развести костер и даже поджарить на вертеле пару диких уток. Но ради дорогих гостей тсец великодушно отложил трапезу. — Один сбежал, — пожаловался-повинился ему поймавший чужаков караульный. — Сиганул в ивняки, только мы его и видели. Саврян было трое: двое немолодых мужчин и еще безусый паренек лет четырнадцати. По-ринтарски они не понимали или притворялись, глядели волками и возмущенно лопотали по-своему. — Говорят, что наместнику жаловаться будут, — перевел Мих Цыке. У знаменного тоже нашелся толмач из тсецов. — Жалуйтесь, — щедро разрешил он. — У вас наместник, а у меня — тсарский приказ. — А мальчишка-то не прост, — шепотом заметил Мих на ухо приятелю. — Глянь, белый какой и губы в нитку. Небось не из мужичья. Цыка присмотрелся. Действительно, крысеныш подбородок дерет, как благородный, и говорит наравне с остальными, куда более загорелыми и простецкими. Был бы сыном или батраком одного из саврян — молчал бы в тряпочку, пока взрослые меж собой разбираются. Косари, огорошенные таким поворотом дела, посовещались, и мальчишка напыщенно что-то объявил. — Сено хотят забрать. А с нами пусть сам наместник разбирается. — Еще чего! — всколыхнулась обступившая саврян толпа. — Ишь ворье! Пусть садятся на свой плот и гребут отсюда, пока целы! — Тогда за сено уплатить требуют, — продолжал шепотом переводить Мих. И не только он — почти все мужики сбились в кучки вокруг знающих. — Говорят, оно дорого стоит. Их семьи только с этих покосов и живут. Ринтарцы захохотали: — А то мы не знаем! — Валите-валите, крысы белокосые! Заколочена ваш норка! Знаменный, пожав плечами, вытащил из кармана несколько мелких монет и кинул их под ноги саврянам. — Вот вам за покос. Теперь, полагаю, мы в расчете? Пожилые косари, похоже, уже и рады были бы убраться подобру-поздорову, но мальчишка, выступив вперед, старательно вмял монеты башмаком в землю и, пристально глядя знаменному в глаза, сказал несколько слов. Мих хмыкнул — не то удивленно, не то одобрительно. — Ну? Чего? — затеребили его за рукава Цыка с Колаем. — Э-э… мм… Говорит, что это сено нам достанется, только если они его нам в… Смелый пацан, короче. Но глупый. Прочим работникам слова мальчишки понравились куда меньше. Посыпались столь же смачные ответные обещания, тсецы уже с трудом сдерживали напор толпы. Невозмутим остался только сам знаменный. — Переведи ему, что… — обратился он к толмачу — и внезапно осекся, в сердцах хлопнул себя по колену, глядя поверх голов. |
