|
Ну а теперь позволь мне вернуться к моей маленькой сказке, и я обещаю тебе прекрасную ночь. — Не так быстро, друг моей юности. Надо утрясти кое-какие детали. — Так утрясай их и прекрати тратить попусту драгоценный остаток моей жизни. — Ты знаешь бар «Виват, жиган!»? — Я знаю бар «Виват, жиган!». — Я встречу тебя там завтра в полночь. — Тебе надо будет быть чрезмерно удачливым. Леандер лучисто улыбнулся: — Я надеюсь. В противном случае, ты можешь стать чрезвычайно мертвым. Он отключил связь, тем самым лишив Дайона возможности послать парфянскую стрелу [Отступая, парфянские всадники забрасывали противника тучей стрел. В переносном смысле «парфянская стрела» — меткое, бьющее наповал замечание в конце спора] в сторону противника. Дайон трижды пнул кровать и пожалел, что здесь нет Джуно, которую он мог бы задушить, а ее безжизненное тело сбросить с балкона, с высоты полумили, на землю. Но Джуно здесь не было, и не было никого, кого можно было бы убить, изувечить или с кем можно было бы заняться любовью. Потерпев поражение, расстроенный Дайон уселся перед экраном двадцать на тридцать и снова принялся смотреть «На Западном фронте без перемен». Он успел увидеть, как рука молодого немецкого солдата протянулась, чтобы коснуться бабочки. И успел увидеть, как французский снайпер пресек это движение пулей. 9 Она была маленькой, тонкой и такой мягкой, какой может быть только инфра. Почти ребенок — двадцати пяти лет, может быть, — но нищета, или полунищета, уже оставила на ней свой знак. Брошенная на произвол судьбы, она состарилась бы очень быстро. К шестидесяти, если бы ей удалось избежать рождения слишком большого количества детей и прожить так долго, она сделалась бы совершенной старухой. Джуно нашла ее поющей песни в мюнхенской пивной за жалкую плату. Она была почти чистокровной англичанкой по имени Сильфида. Джуно привела ее в момент, когда Дайон при помощи старинного карандаша пытался накорябать очередную поэму. Он вспоминал свое столкновение с Леандером в Сент-Джеймском парке и творчески преломлял его. Дайон вычеркнул слова «капля росы» и написал вместо них «дождевая капля». Он считал, что нельзя позволять искусству, особенно если стихи сентиментальные, слишком близко соприкасаться с жизнью. Это может быть опасно для искусства. В конце концов он прочитал: Капля дождя превратилась в стеклянный собор, Тишина прокатилась как гром у него в голове. Он спал, как тот, кто не живет. Он бодрствовал, как тот, кто не умрет. Тогда-то в сопровождении Сильфиды и появилась Джуно, похожая на трирему, тянущую на буксире ялик. — Привет, мейстерзингер. Я скучала без тебя. — Привет и прощай. Я совершенно не скучал. Как тебе понравились мюнхенские жиганы? — Они гораздо любезнее здешних. Что ты пишешь? — Твою эпитафию... Что это за ребенок, которого ты, ясное дело, где-то украла? — Ее зовут Сильфида, и она собирается родить мне сына. Дайон внимательно осмотрел девушку, чье чрево он должен был оплодотворить. Она была испугана, но выглядела далеко не отталкивающе. И то и другое ему понравилось. — Enchante de faire votre connaissance, [Счастлив, познакомиться с вами (фр.)] — сказал он, отвешивая церемонный поклон. — Merci, monsieur. J'espere que notre connaissance sera tres heureux pour tous. [Спасибо, месье. Надеюсь, наше знакомство окажется весьма удачным для всех (фр.)] — Твой французский почти так же ограничен, как и мой, — сказал Дайон. — Как удалось этой суке заманить тебя обратно в Англию? — Пожалуйста, не надо, — сказала Сильфида нервно, — доминанта Джуно была очень добра ко мне. |
