Рыжик читал стихотворение, как говорится, «с большим творческим подъемом». Вообще мне казалось, что у него прекрасное настроение. И я не ошибся…

После концерта, который на самом деле прошел не так хорошо, как у меня в заметке, а, я бы сказал, с переменным успехом (иногда хлопали громко, а иногда еле-еле), Вовка подошел ко мне и радостно сообщил:

- А я все-таки буду играть Тома!..

- Молодец! Значит, согласился? Совесть тебя заела? Да? Ведь ты же проиграл мне пари - значит, должен играть! Теперь понял, да? Осознал?

- Нет! - Рыжик на минуту опять насупился. - С ней я бы ни за что не стал репетировать… И вообще не стал бы выступать под ее руководством. Зачем это мне нужно? Но она уезжает! Слышишь? Совсем уезжает отсюда! Сперва в отпуск, на два месяца, а потом и вовсе не вернется… Мне отец сам сказал. Они поссорились! Здорово?

- А почему она так решила? Вдруг уехать?..

- Не знаю… И пусть уезжает! Пусть!

- А кто же теперь будет играть Жаннетту? - очень грустно спросил я.

- Другая артистка.

- Не-ет. У другой так не получится…

- Незаменимых нету! - решительно сказал Рыжик.

Я уже где-то читал такую фразу и согласился с ней, потому что не хотел портить Рыжику настроение.

- Ты понимаешь? Теперь мы снова будем вдвоем! - торжественно воскликнул Вовка.

- А раньше? Разве вы не были вдвоем? Зачем же ей обязательно уезжать?..

Рыжик замялся, помолчал немного. И тихо сказал:

- Нет, мы и раньше были… Но теперь будем совсем-совсем вдвоем!

И, вновь помолчав, добавил:

- И еще ты будешь… Но это совсем другое дело. Понимаешь?

НОЧНОЙ СТУК

Хоть мама и завешивала окна всем, чем могла, спасаясь от полярного солнца, но мы с Димой все равно каждую ночь очень долго вертелись на своих раскладушках.

Так было и в эту ночь. Дима стал чуть-чуть поразговорчивее, чем раньше. Он даже рассказал мне о том, что говорили рабочие после нашего концерта. Они, оказывается, не так уж бурно хлопали просто потому, что у них был обеденный перерыв и они хотели отдохнуть. А вообще-то между собой они говорили почти то же самое, что было написано в моей корреспонденции. Честное слово, удивительно, как я хорошо все предвижу! Потом мы раза четыре желали друг другу спокойной ночи. Потом Димка опять спросил, не было ли письма, а я сделал вид, что сплю, и ничего не ответил.

- Ты спишь? - спросил Дима.

Я молчал.

- Ты спишь? - снова спросил он.

Я снова промолчал.

- Ты спишь?! - повторил Дима в третий раз, уже так громко, что даже мама в соседней комнате забеспокоилась:

- Что у вас там происходит?

И вдруг раздался стук в дверь. Сперва осторожный, а потом погромче…

- Это почтальон! - воскликнул Дима. И бросился к двери.

«Нет, он совсем уже рехнулся, если думает, что почтальоны ходят по квартирам в час ночи!» - решил я. Но через минуту Дима прошлепал босыми ногами обратно и, изумленно взглянув на меня своими близорукими, всегда такими непохожими со сна глазами, проговорил:

- Там тебя спрашивают.

- Меня?!

- Ну да, тебя!

- Кто?

- Твой новый приятель.

- Какой приятель?

- Пойди сам и посмотри!

Я тоже босиком бросился в коридор и увидел… Рыжика.