- Он все уговаривал меня, что ничего не случилось, и упрашивал, чтобы я пошел спать. Но я-то видел… И вот, пока он курил на кухне, я оделся и удрал. Поезд уходит в час тридцать семь! Мы с тобою должны успеть! Я очень хочу, чтобы ты поговорил, чтобы ты попросил ее… Ведь вы с ней тогда так хорошо разговаривали! Помнишь, в нашем школьном зале?
- Я помню. Но, может быть, лучше тебе самому?..
- Нет! Я не смогу… После того, что было… Я очень, очень тебя прошу!
Рыжик не хотел показать мне, что уж слишком расчувствовался, и все время отводил глаза. Суровый и добрый Вовка! Разве я мог не понять его в ту минуту?..
- Бежим! - снова скомандовал Рыжик. - Ты должен уговорить ее… чтобы она не уезжала!
Мы стремглав бежали по ночным улицам, по которым вообще-то очень удобно бегать, потому что совсем светло, а кругом никого нет и никто не мешает.
Когда мы добежали до железнодорожной станции, было двадцать минут второго. Поезд, состоявший всего из трех старых вагончиков, стоял на путях. Он должен был довезти пассажиров до порта.
Я сразу увидел Жаннетту. Она стояла в сторонке от всех и смотрела на город. Мне показалось, что она кого-то ищет. Очень ждет, больше всего на свете!..
Вовка остался у столба с круглыми часами, а я подбежал к ней и прямо с ходу, не отдышавшись, выпалил:
- Здравствуйте, Ирина Федоровна! Пожалуйста, не уезжайте!
Она вздрогнула, обернулась… И вдруг я увидел в ее глазах досаду и разочарование. Нет! Она ждала явно не меня.
- Ты?.. - изумленно проговорила Сергеева. - Пришел сюда ночью? Откуда ты узнал? Ведь я ото всех скрывала день своего отъезда…
Я не знал, как Рыжик разведал эту тайну. Но я тут же нашелся и затараторил, потому что до отхода поезда оставалось совсем мало времени:
- Вовка уж какой день дежурит здесь, на станции, чтобы не пропустить вас! Он уж какую ночь не спит! «Если, - говорит, - она уедет, я тоже отсюда уеду. И отец останется совсем один!»
- А сегодня что же, он решил отоспаться и… прислал тебя?
- Нет!.. Он во-он там, возле часов, видите?
Она повернула голову по направлению моей руки. Рыжик тут же спрятался за столб, хотя его прекрасно было видно.
- Нет! Он не сможет сыграть Тома Сойера, - с грустной улыбкой сказала Ирина Федоровна. - Тот был смелее!
- Вы обязательно должны остаться! - продолжал я, не обращая внимания на ее слова. - А то ведь вы погубите целую семью! И Владимир Николаевич сегодня плакал…
- Что ты сказал? Это неправда… Откуда тебе известно?
- Рыжик мне сам рассказал! Вот какое хотите слово дам, что он плакал! Хотите, я позову Рыжика?.. И он тоже даст слово!
- Нет уж! Пусть прячется за столбом…
В этот момент раздался удар колокола: осталось всего пять минут. Я уцепился за чемодан Жаннетты и все время повторял одно и то же:
- Вы не должны уезжать! Вы не должны уезжать!
Она вдруг взяла меня обеими руками за голову и, пристально-пристально глядя мне в глаза, спросила:
- Рыжик хочет, чтобы я вернулась?
- Очень… Очень хочет!
- Честное слово?
- Самое честное!
- Тогда скажи ему, что я вернусь…
- Честное слово?
Она улыбнулась и, передразнивая меня, ответила:
- Самое честное!
Тогда я потащил к вагону ее чемодан, и мне было очень легко его тащить, хотя он был большой и она все время пыталась тоже уцепиться за ручку, чтобы помочь мне, но я не давал.
А потом поезд загудел и тронулся. Жаннетта стояла у окна и махала мне рукой. У нее, мне казалось, было уже совсем не то настроение, что в начале нашего разговора. Я побежал за вагонами и почему-то решил на прощание крикнуть:
- Он плакал! Рыжик сам видел…
- Спасибо! - крикнула она мне в ответ. |