«Ага, друзья мои! Да вы тут затеваете, кажется, любовь! — злобно думал дворецкий. — Погодите, голубки мои нежные! Погодите! Вам не очень-то это удастся. Мы примем это к сведению и кое-что сами предпримем… Погодите!»

Донья Кармен произвела на Серрано сильное впечатление, но он скрыл свои чувства и любовался несравненной красотой молодой девушки украдкой, стараясь погасить пламя, невольно загоравшееся в его глазах.

«Так вот кого полковник Агвилар обещал в жены тому, кто предаст испанцам Масео! — думал доктор. — Да, он знаток человеческого сердца!»

Так прошли первые сутки.

Радуясь свиданию с Долорес, Кармен почти все время проводила с ней и с Фрикеттой. Она видела, что дворецкий Кристобал усиленно шпионит за ней, но не обратила на это никакого внимания. Она не опасалась его ненависти к инсургентам, так как знала, что Масео и его офицеры, при всей своей храбрости, очень осторожны.

В особенности берегся Масео, успевший за время восстания получить в сражениях двадцать три огнестрельных раны. Он никогда не спал ни на кровати, ни в доме, а подвешивал где-нибудь на деревьях или на столбах гамак. Спал он всегда по-жандармски, одним глазом, и при малейшем шорохе просыпался. Отравить его тоже было трудно, потому что он отличался изумительной умеренностью, ел мало, один только раз в день, да и то пищу самую спартанскую, совершенно не пил вина и не курил табак. Даже кофе не пил. Своих людей он знал всех в лицо, знал, что каждый из них делал, и входил в каждую мелочь.

Но на всякого мудреца довольно простоты: он не заметил, как его доктор влюбился в донну Кармен; не заметил и дружбы, вдруг возникшей между доктором Серрано и дворецким Кристобалем.

А между тем эти два человека, то есть доктор и дворецкий, поняли друг друга с первого взгляда, с первого слова.

В качестве врача и генеральского друга Серрано имел возможность ходить беспрепятственно всюду и во всякое время. Пароль ему всегда был известен.

И вот настала вторая ночь пребывания инсургентов в усадьбе. Был одиннадцатый час на исходе.

Доктор, прилегший было на постель одетым, вдруг встал, взял револьвер и бесшумно вышел.

В ту минуту, когда он выходил из дома, его окликнули тихим голосом:

— Это ты, мой друг? Тебе душно в комнатах? Ты хочешь подышать?

Доктор узнал голос Масео, но самого генерала не было видно в темноте.

— Да, генерал, это я. Там у меня есть опасный больной.

— Ну, иди, иди… Прогуляйся.

— Спокойной ночи, генерал!

Это доктор сказал вслух, а про себя прибавил: «Черт его знает, когда же он спит?»

Серрано направился к большому манговому дереву и, дойдя до него, тихо позвал:

— Кристобаль!

— Я здесь, господин доктор.

— Ведите меня.

Они молча пошли по тропинкам среди обработанных полей хлопчатника. По временам при свете звезд там и сям сверкал штык, и часовой загораживал дорогу.

— Кто идет?

— Офицер.

— Пароль?

Доктор говорил пароль, и их пропускали.

Через полчаса они достигли группы хижин, расположенных довольно симметрично. То были жилища негров. Перед одной из хижин дворецкий остановился и сказал:

— Здесь, сударь.

Он издал свист, на который из хижины отозвались таким же условным свистом. Вслед за тем на пороге хижины появился огромный черный силуэт.

— Сципион, это ты? — спросил дворецкий.