Читать по-гориански я не умела. Не владела здешней грамотой. Не такая уж редкость. Многие хозяева предпочитают неграмотных рабынь - ими проще управлять, их легче держать в узде. Другим, наоборот, нравятся грамотные, и не просто грамотные, а высокообразованные, блещущие умом, одаренные. Такие девушки высоко ценятся. На рыночном помосте за них дают больше. Говорят, что и как рабыни они лучше. Если бы меня продавали на Земле, я бы тоже считалась такой, а на Горе я всего лишь безграмотная невежда.

    -  Это мое имя, - пояснил он, - Раек.

    -  Да, хозяин.

    -  Вот такими штучками, - он все держал листочек передо мной, - мы, воины Тревы, метим добытое во время набегов.

    -  Не надо, прошу тебя, хозяин! - отпрянув к стене, вскричала я.

    Он оттянул мочку моего левого уха. Я забилась, закричала - проволочка вонзилась в кожу. Проколов насквозь, он скрутил концы проволоки. Получилась петелька. С нее, касаясь щеки, свисал серебряный листок.

    «Приятно будет пометить тебе ушко», - сказал он тогда, в зале. Тогда я не поняла этих слов. Зато теперь понимала. Я в ужасе уставилась на него. Я помечена!

    -  Кажется, теперь ты не такая дерзкая, как раньше, - заметил он.

    -  Нет, хозяин, - ответила я плача.

    Схватив за щиколотки, он оттащил меня от стены. Я со стоном откинула голову. Ухо проколото! Может, само по себе это ничего и не значит, но только не на Горе. Теперь почти наверняка когда-нибудь проколют и второе, и стану я девушкой с проколотыми ушами, ничтожнейшей из рабынь. Тот пронзительный, как от боли, вопль - это же девушке прокалывали ухо! Тогда я не поняла, что с ней делают. И не от боли кричала она так отчаянно - от горя и стыда! Ухо проколото!

    Я с упреком взглянула на Раска иэ'Тревы. Он рассмеялся. Прекрасно понимал, что сотворил надо мною, и знал: понимаю это и я.

    -  Сладка ли тебе твоя месть, хозяин? - спросила я.

    -  Я еще и не начинал мстить, крошка, - ответил он и раскинул в сторону мои ноги.

    Не поддамся! Я отвернулась. Коснувшись каменного пола, чуть слышно звякнул серебряный листочек. Но руки его действовали безошибочно.

    -  Нет! - молила я. - Не заставляй меня кончить!

    А он не ведал снисхождения. Себя забыв, трепеща от малейшего прикосновения, я изогнулась, с исступленным криком припав к нему.

    А потом я лежала у его ног, опустошенная, побежденная, сдавшаяся. Рабыня.

    Он поднял голову.

    -  Дым!

    Теперь и я почувствовала запах гари.

    -  Крепость горит. Вставай, рабыня!

    Я кое-как поднялась. Ноги едва держали.

    Миновав пылающие коридоры, вскарабкавшись по лестнице, спустя несколько энов мы выбрались на крышу, а потом - на перекинутый к крепостной стене узенький мостик. Там, на стене, ждало несколько тарнов - огромные могучие птицы, верхом на которых летают горианские воины.' Крышу одного из зданий уже лизали языки пламени. На стене людно. К седлам тарнов приторочены тюки с награбленным, с седельных лук свешиваются связки посуды. Рядом с крылатыми чудовищами - рабыни. Руки сцеплены над головами, наручники продеты в стремена. Тарны взлетят - и девушки повиснут на цепях, по две с каждого бока. Позади нескольких тарнов привязаны канатами огромные корзины. В них - тоже рабыни и всевозможные товары. А вот и Саша. Стоит у стремени, руки над головой. В глазах - страх. Мужчины поспешно вскакивали в седла. Внизу, во дворе, на цепи - Борчофф и его воины, прислуга с заставы.