Земная девушка, рабыня на планете варваров, скорчившись, судорожно натягивает на себя попону.

    Я огляделась. Надо мной - скала. Вон притаился дозорный. Не видит меня.

    Скала. Колючая изгородь.

    Я села, кутаясь в попону. Да, по здешним законам я рабыня. С этим не поспоришь. Хоть на клеймо посмотри. Но вот что не давало покоя: а если не вспоминать о законах и правилах, в сердце своем рабыня я или нет? Вот что не шло из головы. С тех пор как на моем теле появилось клеймо, меня одолевало двоякое чувство. Все пыталась я разобраться в себе, понять, что ощущаю, чего хочу. Временами, казалось, готова была сдаться, смириться с неизбежной, ужасающей, доселе отрицаемой истиной, вернуться к своему естеству, дать волю древним первобытным инстинктам, столь долго подавляемым. Что за неведомые силы дремали в моей душе? Что за гены породили эту смутную тягу к запретному, к тому, для чего во взрастившем меня мире места не осталось? Человеческая природа - как крона растущего дерева, ее можно обкорнать, извратить, изуродовать. Напоенное ядом семя не прорастет. Не зацветет обожженный кислотой цветок. Так какова же истинная природа мужчины и женщины? Как судить о ней? Где найти точку отсчета? Не знаю. Знаю одно: истина там, где не лгут себе, там, где рождается радость.

    Может быть, я никогда в жизни не задумалась бы об этом, не случись со мной то, что случилось в тот вечер. Как грязно, как мерзко надо мной надругались! Бросили на потеху целой своре. Один за другим насиловали, били, потом наступал черед следующего. Пустили по кругу, точно бездушную тварь. Как жестоко была я наказана! Сколько ни плакала, сколько ни молила о пощаде, никто не слышал меня, никто не смилостивился над несчастной рабыней. А потом произошло нечто странное, нечто такое, от чего до сих пор не по себе. Вся избитая, корчась, рыдая, лежала я с наброшенной на голову попоной, не в силах вырваться, не в силах противостоять натиску навалившегося на меня дикаря. Тогда-то это и случилось. Внезапно меня охватило неописуемое возбуждение. Вдруг показалось, что все правильно, что так и быть должно: мне вздумалось заноситься перед сильным полом, так чего же я ждала? Как же еще должны были поступить со мной мужчины - такие мужчины? Меня били, а в душе росло странное чувство. «Знай свое место, женщина!» - стучало в мозгу. Едва не задохнувшись от изумления, я вдруг осознала, что всем сердцем принимаю это унижение. Нет, не только потому, что заслужила его, вызвав недовольство мужчин. Все происходящее - казалось мне теперь - исполнено глубочайшей гармонии. Захочет ОН, чтобы надо мной глумились - так и будет. Ему - решать, мне - принимать его волю. Он мужчина, я женщина. Он - высшее существо. Он повелевает, я подчиняюсь. Униженная, втоптанная в грязь, я вдруг словно воспарила, ощутив первобытный, плотский, животный восторг, восторг соития, сказочного, запредельного единения мужчины и женщины, той, что отдается, и того, кто пришел взять ее, того, кто обладает, и той, кем обладают. Забившись в отчаянном упоенном крике, словно подброшенная с земли неведомой силой, я стиснула его в объятиях, слившись с ним воедино. И вот я уже не властна над собственным телом. Точно по собственной воле оно охватило, поглотило его тело. Что за неукротимую бурю разбудил он во мне? Не в силах побороть себя, я намертво вцепилась в насильника. В тот миг вся, без остатка, я принадлежала ему. Мужчины рассмеялись. - Кейджера, - послышался чей-то голос. И меня швырнули следующему.

    И вот, завернувшись в попону, я сижу посреди уснувшего лагеря. «Кейджера», - сказал кто-то из мужчин.

    Я кипела от злости. Простить себе не могла, что один из них сумел вызвать во мне ответную страсть.