Открывшись, они показали мир, совершенно не такой, каким он был накануне ночью. Только что мальчик видел тусклые металлические полосы. А в следующий момент ощутил шум, суматоху, запахи, зрелища огромного дралларского рынка; они заполнили магазин, подавляя своей грандиозностью и яркостью. Матушка Мастиф вставала рано: покупатели появляются вместе со скрытым за облаками солнцем. Впрочем, рынок никогда не пустовал совсем. Всегда находились торговцы, которым удобнее действовать в темноте.
Мальчик определил, что наступил день, потому что стало не так темно. Но солнце не показалось, оно освещало дождевые капли. Утро теплое – хороший признак, и влага скорее туман, чем дождь. Прекрасный день для торговли.
Матушка Мастиф провела мальчика по магазину, показывая разные товары, называя из цену и объясняя, почему именно такая цена. Она надеялась, что когда‑нибудь сможет поручать дело ему. Так лучше, чем закрывать всякий раз, когда ей нужно куда‑нибудь отлучиться. Чем раньше научится, тем лучше, особенно учитывая, как он ест.
– Я сделаю, что смогу, – заверил он ее, когда она завершила короткое знакомство.
– Я знаю, мальчик. – Она села в свое любимое кресло, чудовище, покрытое шерстью геммака. Обивка почти совершенно износилась, кресло потеряло всякую ценность, но оно слишком удобно, чтобы она с ним рассталась. Мальчик смотрел на проходящие толпы. Какой он тихий, подумала матушка Мастиф. Тихий и внимательный. Дав ему возможность немного понаблюдать за прохожими, она подозвала его к себе.
– Вчера в спешке мы кое‑что упустили. Особенно одно.
– А что? – спросил он.
– Я не могу называть тебя "мальчик". Как тебя зовут?
– Меня называли Флинкс.
– Это твое имя или фамилия?
Он медленно, с несчастным выражением лица покачал головой.
– Мама, я не знаю. Так они меня называли.
– А кто такие эти "они"? – Она подождала немного. – Твоя мать? Отец?
Снова медленное покачивание головы, рыжие волосы разметались.
– У меня не было ни отца, ни матери. Так меня называли люди.
– Что за люди?
– Люди, которые смотрели за мной и другими детьми.
Странно. Она нахмурилась.
– За другими детьми? Значит, у тебя есть братья и сестры?
– Нет… – Он пытался вспомнить. – Не думаю. Может быть. Не знаю. Просто другие дети. Помню их с самого раннего времени. Это было странное время.
– А что в нем странного?
– Я был счастлив.
Она кивнула, словно поняла.
– Вот как. Ты помнишь раннее время, когда ты был счастлив и когда было много других детей.
Он энергично закивал.
– Мальчики и девочки. И у нас было все, что нужно, все, что мы просили. И хорошая еда, и игрушки, и…
Наверно, разорившаяся богатая семья. Она позволила ему рассказывать об этом раннем времени, счастливом времени. Какая катастрофа случилась с ним в младенчестве?
– Большая была семья? – спросила она. – Будем отныне называть ее семьей. Сколько там было других мальчиков и девочек?
– Не помню точно. Много.
– Ты что, считать не умеешь?
– Умею, конечно, – гордо сказал он. – Два, три, четыре, пять и еще много.
Не очень похоже на семью, подумала она, хотя бывают и большие семьи.
– Помнишь, что случилось с ними и с тобой? Вы все были счастливы, у тебя было много друзей, а потом что‑то случилось.
– Пришли плохие люди, – прошептал он, и его выражение омрачилось. – Очень плохие. Они ворвались туда, где мы жили. Люди, которые смотрели за нами, кормили и давали нам игрушки, сражались с плохими людьми. Было много шума и стрельбы, и люди вокруг меня падали. |